По воле одного лишь случая поведала я тебе именно этот частный эпизод из ранних годов моего детства, что я провела в том доме. Много еще историй в том же духе могла бы я порассказать, но и этого довольно, чтобы передать, какое существование влачила я в те времена. Моя тогдашняя жизнь привела к тому, что во мне день ото дня разрасталось убеждение, что окружающие предметы да звуки, что до меня доносились, становятся все непонятнее и непонятнее и все страшнее и страшнее. В моем мнении старик со старухою вели себя в точности как та кошка; все они не откликались на мои призывы; все они обладали непостижимым для меня нравом. И старик, и старуха, и кошка были для меня то же, что позеленелые камни в основании дома; мне было неведомо ни то, откуда они взялись, ни то, какая причина их здесь удерживает. Вновь повторяю, что в том доме я никогда не видела ни одной живой души человеческой, лишь старика да старуху; и только время от времени старик отлучался из дому, вставал на заре, тащился прочь по дороге, ведущей в лес, и не возвращался, бывало, пока совсем не стемнеет; он приносил с собою откуда-то черный хлеб и слабое красное вино. Несмотря на то что граница леса начиналась совсем неподалеку от наших дверей, старик со своей небольшою поклажей брел к ним столь медленным и нетвердым шагом, что мне казалось, час за часом утомительно тянулось время меж тем мигом, когда я впервые замечала его среди деревьев, и тою минутою, когда он перешагивал развалившийся порог.
Легкая туманная дымка, что окутывала обширные и пустующие области моего сознания, кои возникли у меня в ранние годы жизни, ныне стала плотною мглою. Все течет своим чередом, но ничто ныне не оставляет следа в моей памяти. Может быть, это началось приблизительно в то время, когда меня вдруг свалила неведомая горячка, в течение коей я очень долго пролежала в беспамятстве. Или, быть может, правду говорят, что сперва у нас формируются самые наипервейшие воспоминания, затем их место занимает полная бессознательность, коей на смену вновь приходят первые смутные проблески последующих впечатлений, кои более или менее охватывают все наше прошедшее вплоть до того момента, как в нем возникла первая прореха.
Как бы там ни было, но ничего более мне не вспоминается ни о доме, что стоял на просторе в диком краю, ни о том, как же мне, в конце концов, удалось его покинуть, ведь и в то время я была еще очень мала. Только запало мне в душу какое-то неясное, качающееся воспоминание о моем пребывании на некой круглой, открытой площадке, но она неизмеримо больше прежней, да нет лесного пояса, что окружал бы ее. Однако мне часто казалось, что на той площадке росло три высоких, стройных дерева, и порою я находилась где-то неподалеку от них; а они угрожающе качались и стонали, словно старые деревья в горах во время грозы. А полы там, казалось, порой раскачивались еще больше и еще опаснее, чем в старом доме; кроме того, их качка была переменчивой, и потому мне иногда чудилось, что они прогибаются даже подо мною.
