«Новые генераторы, - думал Козюкин, - пойдут в производство через неделю, от силы две. Через два месяца они будут готовы; что же касается результатов, они скажутся позже. Нет, тут дело не обойдется, как на Кушминской ГЭС; здесь на грузовиках будут вывозить ручки да ножки, а потом собирать, что кому принадлежит».
Он усмехнулся, подумав: «Возить вам - не перевозить», - и достал чистый лист бумаги, логарифмическую линейку и карандаш.
…Он заработался до рассвета. Всё, что требовала его душа, вся злость, вся ненависть, то, что из года в год ловко удавалось скрывать от тысяч глаз, - всё было вложено в новый расчет. Уже не лист бумаги, - десятки листов, исписанных его крупным, размашистым почерком, лежали на столе. За окном дворники подметали набережную, прошла поливочная машина, расставив в стороны водяные усы. Проснулись и слетели к воде чайки, их пронзительный, скорбный крик утонул в утренней перекличке заводов, а по реке, словно спавшей в этот ранний еще час, прошел закопченный трудяга - буксирчик, тянувший с верховьев реки большегрузный плот.
Козюкин не видел, как начинается это утро: за цифрами, внешне безжизненными и немыми, перед ним раскрывались иные картины. «Только бы янки не упустили момент, - думал он, - иначе вся работа тоже летит».
Когда в прихожей раздались звонки - два коротких, длинный и снова один короткий, он лениво встал, потянулся, ничуть не удивленный тем, что к нему пришли, и, запахнув теплый халат, пошел открывать дверь.
На площадке стоял долговязый офицер с неестественно тонкой талией. Прежде они виделись раза четыре - у Ратенау и на коротком инструктаже в поезде, кажется, года три назад. Его фамилии Козюкин не знал, в беседе с Ратенау все остальные звали его лейтенантом. Козюкин пропустил его в прихожую и старательно закрыл дверь на все запоры; подумал, и накинул еще цепочку.
- Однако, вы смело открываете, даже не спрашиваете - кто, - заметил «лейтенант». - Так и нежданных гостей впустить можно.
- Вы думаете, я вас ждал? - показывая на диван, ответил Козюкин. Гость сделал вид, что не слышал вопроса.
- Не спите? Так сказать, трудитесь на благо любимой отчизны? - с иронией глядя на письменный стол, сказал «лейтенант», хотя на погонах у него было уже три звездочки старшего техника-лейтенанта. Он неторопливо полез в карман галифе за папиросами, вытягивая ногу, так же неторопливо начал закуривать, и когда Козюкин протянул ему коробку папирос: «Хотите - «Казбек»», - отмахнулся:
