– Слава богам!
– Когда он очнется, давай ему почаще мой отвар, корми, пои красным вином с виноградников Херсонеса. Вот увидишь, не пройдет и трех дней, как мальчишка встанет на ноги.
Послышалось шуршание материи, почти неразличимые шаги… Дионисий открыл глаза.
Над ним склонился тот самый человек, которого он видел играющим на кифаре.
– Горгона! – вместо ожидаемого крика получился досадно немощный шепот.
– Горгона? Ты имеешь в виду горгону Медузу? Но посмотри внимательно: здесь никого, кроме тебя и меня, нет!
Не меняя положения головы, Дионисий одними глазами обвел знакомую уже комнату.
– Убедился? Так почему же ты заговорил о Горгоне? – продолжил допытываться мужчина. В его вопросе кроме тревоги угадывался неподдельный интерес.
– Я видел ее только что. Она пролетала в вышине и шумела, как… как пчелиный рой. – Объяснение страдало отсутствием какой-либо уверенности.
– Но ты же не заглянул Медузе в глаза?
– Наверное, не успел, раз еще жив.
Мужчина засмеялся раскатисто, сочно и совсем не обидно.
– Надеюсь, после хорошего обеда тебе больше не будут сниться горгоны.
– Так я спал?
– Сознание на время покинуло твое тело. Сейчас оно вернулось, но ты еще слаб. Раб поможет совершить трапезу. А потом, когда ты достаточно насытишься, мы поговорим. Но ответы на два вопроса я хочу услышать немедленно. Назови свое имя.
– Я – Дионисий, сын Гераклеона.
– Хорошо… Это твоя вещь?
Из складок тонкого дорогого хитона возникло ожерелье с ракушками-гребешками. Мальчик вздрогнул, схватился за шею и вмиг повлажневшими глазами впился в лицо хозяина дома.
– Верни! Это ожерелье моей матери. Она ушла в царство мертвых. Ожерелье – все, что от нее осталось.
Глаза мужчины почернели, и мальчик с удивлением заметил в них слезы.
– Я надеялся, что ошибся, что ты – жалкий воришка, укравший подвернувшуюся под руку вещицу. Оказалось, что все услышанное мною от Сморда – правда. Алексия мертва.
Дионисий подался вперед, но властный жест остановил порыв.
– Лежи. Чтобы догадки не мучили тебя, скажу, что меня зовут Актеон. Я брат твоей матери, а значит, твой дядя. Сейчас ты находишься в моем доме в Херсонесе.
Дионисий судорожно сглотнул. Пространство качнулось, но тут же приняло надлежащее положение. Осознание невозможного – он добрался до своего единственного родственника – разлилось по телу приятным спокойным теплом.
Когда в комнате появился раб с обещанной едой, голод, мучительный в первые дни странствия и ставший привычным за месяц скитаний, вспыхнул с невероятной силой. Дионисий схватил кусок рыбы, впился в нее зубами. Но Актеон, следуя совету лекаря, приказал рабу следить, чтобы выздоравливающий соблюдал умеренность, поскольку желание, безмерное после продолжительного голода, могло привести своего хозяина к смерти. Рыбу почти сразу же отобрали. Полуголодный Дионисий выпил вина, сильно разбавленного водой, съел несколько медовых синих слив, и на этом его трапеза закончилась.
