За последние десять лет она хотя бы раз в год проверялась у врачей, и все они, один за другим, ошибались. Камешки. Может быть, и этот новый диагноз был ошибкой.
На следующее утро, прежде чем зайти в палату к маме, я попросил докторов не сообщать ей о том, насколько серьезна ее болезнь.
Терапевт, его практикант и завотделением пытались убедить меня, что я пытаюсь защитить свою мать заведомо неправильным способом, но я знал, что делаю. И они скрепя сердце согласились.
Когда я вошел, она спала. Не ожидая никакого ответа, я сказал, что принес ей цветы. Она сразу же открыла глаза и мутным взглядом обвела букет.
— Привет, мам.
— Красивые, — произнесла она слабым голосом.
— Я попрошу медсестру принести вазу.
— Вода… не очень холодная, — едва слышно выдохнула она.
— Я скажу ей. Ну, все кончилось благополучно, верно?
Она слегка пожала плечами и попробовала улыбнуться. Такова жизнь: болеть и выздоравливать.
Две трубки тянулись от кислородного аппарата к ее ноздрям, через капельницу она получала необходимую жидкость, а я беспомощно склонялся над ней.
Она прошептала:
— Ну, ты наконец решил, чего бы тебе хотелось ко дню рождения?
Чудовище пожирало мамин желчный пузырь и печень, а она думала о моем дне рождения.
— Мам, но ведь мой день рождения был совсем недавно! Ты что, уже думаешь о следующем?
— А о чем же мне еще думать? — На ее лице отразилось удивление. Она говорила по-прежнему тихо, но вполне твердым голосом.
— Не знаю.
— Жилетку, — предложила она.
— Жилетку? Я не ношу жилеток.
— Да. И знаешь почему? У тебя нет жилетки.
— Жилетку, — покорно повторил я.
— С рисуночком? — Это она спросила нарочно, зная мое пристрастие к однотонной одежде.
— Нет. Однотонную.
— Я видела красивые жилетки с хорошеньким рисунком, а еще комбинированные.
— Только однотонную, — решил я.
— Как это скучно, — заметила мама, она уже очень устала, но была готова подразнить смерть, ведь ради жилетки для сына и умереть не жалко. — Все у тебя всегда должно быть однотонным. Рубашки и те всегда однотонные.
— Мне нравится простота.
— А почему жилетка с хорошеньким рисунком не может быть простой?
— Потому, что на ней рисунок, мама.
— Вещь с рисунком тоже может быть простой.
— Не у меня.
— Ну да, тебе непременно надо отличаться. Однотонность давно вышла из моды. А ты знай упираешься.
Мама закрыла глаза, закончила разговор. Я напряженно ждал: дышит ли? К счастью, она продолжала дышать. Уснула. Я тихонько ушел.
Моему последнему дню рождения предшествовали долгие дискуссии по поводу пальто, костюма, ботинок, рубашек. После восьмидесяти шести телефонных звонков я сказал «да», верблюжье пальто. Чтобы показать характер, я выразил конкретные пожелания: ни в коем случае не двубортное, не слишком светлое, никаких накладных карманов и широких лацканов — и конечно же она стала выяснять, чем мне не нравится двубортный покрой, широкие лацканы и накладные карманы. Не в силах побороть наследственное упрямство, я продолжал пререкания.
