— Я никогда не бывал в Государственном музее, — сказал Фред с гордостью. Но через две секунды, закончив подробное обследование памяти, покачал головой. — Нет, нет, нет. Все-таки был. С одной шикарной штучкой из Канады. Она хотела пойти туда. Иногда забываешь такие вещи.
Я слушал навязчивое тиканье часов на каминной доске, строгом выступе из бежевых мраморных плит, которые создавали своего рода резонатор и усиливали звук маятника. Камин был газовый — сорок две белые керамические трубки, где зимой танцевало пламя.
Я вдруг сообразил, что целых два дня жил без ее замечаний и наставлений. Я не скучал по ней, потому что в голове у меня эхом звучали тысячи разговоров.
— Что-то с ней было не так, — сказал Фред.
— Когда?
— Когда она звонила. Позавчера. Довольно поздно вечером. Я забыл, а сейчас вдруг вспомнил. Она что-то увидела по телевизору, и это выбило ее из колеи.
— Что же?
— Не знаю, — ответил он, щелчком окольцованного мизинца стряхнув в пепельницу столбик пепла с сигареты.
— Да, что-то было не так, — вдруг вспомнил и я, — мне она тоже звонила.
— Может, она что-то с собой сделала?
— Да ну, Фред. Ведь это она вполне могла сделать и дома? И зачем она тогда взяла с собой паспорт? Чтобы удостоверить на небесах свою личность?
— Есть люди, которые не хотят оставлять близким беспорядок. Хоть ты и не можешь найти ее паспорт, согласись, вряд ли она могла уехать и не позвонить до сих пор.
— Я надеюсь, это не так.
— Если ты реалист, нельзя исключать и наихудшее.
— Я схожу в полицию, — сказал я.
— Разумно. И захвати фотографию.
Когда она звонила мне в последний раз, телевизор у меня был выключен. Я как раз нащупал мелодию для рекламной кампании Рут и пытался соединить мостиком два крошечных варианта.
Маму я услышал через автоответчик.
«Бенни? Где ты? Я знаю, что ты дома, сними трубку, это мама! Бенни! Ну почему ты ничего не говоришь? Я знаю, что ты дома! Скажи хоть что-нибудь! Бенни! Бен!»
— Да, я слушаю…
— Почему ты заставил меня так долго говорить?
— Сперва надо было отключить автоответчик.
— Чем ты занят?
— Я работаю.
— Ты смотрел телевизор?
— Нельзя одновременно сочинять музыку и смотреть телевизор.
— Это было ужасно, — сказала она и умолкла.
Давняя война, подумал я, она увидела что-то о тех временах — могилу, товарный вагон с отдушинами, из которых торчат руки, — и поэтому молчит, хотя и не может молчать, ведь если она молчит, то говорит без слов.
— Что ты видела?
— Это ужасно, Бенни, ужасно.
— Что, мам?
