Через полгода бабушка приехала к нам снова. Я клялась и божилась Андрею, что все поняла, и на этот раз все будет по-другому. Я понимала, что даже если у меня есть какие-то претензии к бабушке, я должна их сдержать, ведь все же бабушка – пожилой человек, она правда хочет нам только добра, и мне не стоит так к ней относиться. Моё предание было свежо, и в него даже легко верилось. До второго дня пребывания бабушки. Война началась заново. Я ничего не могла с собой поделать. Бабушка недоумевала, она никак не могла понять, что происходит. Она уже сидела в своей комнате, не высовываясь, но я все равно находила, к чему придраться. Вот, бабушка с утра жарила блины и поставила муку не на своё место! Какое безобразие! Это моя кухня, или её, в конце концов? Я ведь ничего не могу найти! Бабушка плакала, а когда приходил Андрей, сидела молчаливая, не желая быть костью раздора между нами.
Я в глубине души чувствовала, что поступаю неправильно, но не понимала, как нужно, не понимала, почему я злюсь и как мне это изменить. Это был просто кошмар.
Когда у Андрея закончился контракт в Швеции, мы приехали в Россию в ожидании нового договора и новой визы. У мужа не было своего жилья, мы остановились в квартире, в которой жила бабушка и брат Андрея. Это были два с половиной месяца ада. Я скандалила постоянно, была всем недовольна, а все свои претензии высказывала Андрею, ожидая его защиты. Но муж не защищал меня. Он говорил, что я неправа, что незаслуженно сержусь на бабушку и на брата, что они хорошо ко мне относятся, а я все время из-за чего-то выступаю. Я же кипела от злости. Квартира была неопрятной, крышки кастрюль грязные, ручки шкафчиков липкие, везде валялись крошки, сковородки бабушка принципиально не мыла мылом, а только ополаскивала холодной водой, в холодильнике многие продукты засохли или протухли, по всей кухне летали мухи. Я была в бешенстве. И при всем при этом бабушка посмела у нас мыть полы?! Да лучше бы она убралась у себя в квартире, а не выпендривалась передо мной! Все это я высказывала вслух. Мне не нравилось ничего из того, что готовила бабушка, но при этом я умудрилась поправиться на четыре килограмма – и в этом тоже была виновата она.
Я себя чувствовала, как в тюрьме. Деваться нам было некуда, снять квартиру на два месяца было сложно, да и дорого, гостиницу – тем более. Но присутствие бабушки и брата Андрея высасывало из меня все соки. Я хотела своего угла, своей кухни, своего домашнего очага. Мне по ночам снилось, что мы никуда не смогли уехать и остались навсегда в этом аду. Мужу все это было очень тяжело. Когда он получил новый контракт во Франции и ему дали визу, я была на седьмом небе от счастья. Наконец-то мы уедем из этой мерзкой, грязной квартиры, подальше от всех родственников. Я отказывалась понимать, что Андрею тяжело расставаться с самыми близкими ему людьми. Когда вечером накануне нашего отъезда он открыто мне это сказал, я обвинила его в том, что он любит бабушку сильнее, чем меня, думая, что он бросится меня разубеждать, будет доказывать обратное. Но он только молча отвернулся к стенке. Я же от злости всю ночь не сомкнула глаз.
