– Не могу.
– Почему?
– Не знаю. Я же не могу просто так перестать общаться с мамой. Я ей многим обязана.
– Чем конкретно? – не сдавался Андрей.
– Многим. Образованием, всеми поездками, в которые родители нас брали... Да и до сих пор они нам много помогают.
– Получается, ты расплачиваешься тем, что отдаёшь маме по несколько часов в день?
– Да нет, ну что ты! – возмущалась я. – Как ты можешь так говорить! Она ведь меня любит.
– Если это так, то она и сама должна понимать, что у тебя нет ни времени, ни сил для того, чтобы вести эти пустые разговоры.
– Я не могу ей этого сказать...
– Что тебе мешает? – муж уже даже не сердился, он правда пытался понять.
– Не знаю...
Мне теперь сложно сказать, что во всем этом было причиной, а что – следствием. Может быть, это был просто какой-то общий естественный процесс внутри меня, но перемены вдруг стали происходить с невероятной силой. Во-первых, я стала сильно скучать по России. Страна, в которую поначалу так страшно было ехать, теперь стала мне сниться. Мне казалось, я бы полжизни отдала за то, чтобы пройтись по самому обыкновенному подмосковному жилому району, посмотреть на широченные проспекты, почувствовать запах Москвы.
Я чувствовала, что проблема с мамой заходит в тупик. Понимала, что Андрею все тяжелее слушать мои бессмысленные жалобы и пересказы бесед по скайпу. Понимала, что не хочу и не обязана отдавать матери столько своего времени лишь для того, чтобы слушать, кто и что делает неправильно в своей жизни. Я от этого невероятно устала, но высказать ей это тоже не было сил. И решила поискать помощи в психологии, почитать книжки на эту тему. Мы как раз поехали на машине в отпуск, и я скачала себе первую книжку. Началось все очень невинно: «Три ошибки наших родителей» Курпатова. Казалось бы, никаких революционных идей, достаточно простые истины. Я помню, насколько меня впечатлила мысль, как бессмысленно с точки зрения педагогики ведут себя взрослые, когда, например, говорят ребёнку: «Не говори маме, что я тебя угостил шоколадкой, она ведь это запрещает». Так в малыше укрепляется не мысль, что нельзя есть много сладкого, а наоборот – непонятно почему мама запрещает, но есть кто-то добрее и лучше, кто разрешает. Ребёнок делает вывод: важно не то, съел он шоколадку или нет, а то, узнает ли об этом мама.
Я даже не знаю, что меня в этом так поразило. Может, это просто была последняя капля: в ней самой нет ничего особенного, не важен ни её цвет, ни запах, лишь само присутствие. Она появилась – и чаша переполнилась, из неё полилось её содержимое.
