Я съехал с дороги и вырулил на лужайку напротив бывшего штаба третьего батальона. Полковник Кент вылез из своего служебного автомобиля грязно-оливкового цвета, и я выбрался из своего грузовичка.
Кенту было уже под пятьдесят. Этот высокий, среднего телосложения человек с холодными голубыми глазами и оспинами на лице не отличался острым и проницательным умом, но был трудолюбив и обладал большим практическим опытом. Являясь начальником военной полиции гарнизона Форт-Хадли, он строго придерживался буквы закона и устава и поэтому, видимо, и не обзавелся близкими друзьями, хотя и явных недоброжелателей и врагов у него тоже не было.
Сегодня Кент красовался в мундире начальника военной полиции, белом шлеме, белой портупее и начищенных до блеска сапогах.
— Я поставил шестерых своих людей охранять место преступления. Никто ни к чему пока еще не прикасался, — сообщил мне он.
— Для начала неплохо, — сказал я. Мы с Кентом были знакомы уже почти десять лет, и у нас с ним сложились хорошие рабочие отношения, хотя я и встречался с ним не чаще одного раза в год, бывая в Форт-Хадли в командировках. Мне доводилось наблюдать, как он дает свидетельские показания в трибунале: их отличали спокойствие, логичность, последовательность и достоверность — все качества, которые обвинение только может ожидать от полицейского. И все же в нем было нечто такое, что отталкивало от него, и, как мне казалось, именно по этой причине прокуроры вздыхали с облегчением, когда он освобождал место свидетеля. Возможно, он был излишне непреклонен и безучастен, а в армии к попавшим под трибунал бывшим сослуживцам относятся все-таки если не с сочувствием, то, по крайней мере, с участием. Кент же был из того разряда полицейских, которые видят лишь черное и белое и чувствуют себя лично оскорбленными, если кто-то нарушит закон. Лишь однажды я видел, как полковник Кент улыбнулся: когда он выслушал приговор молоденькому курсанту, схлопотавшему десять лет за поджог пустой казармы, хотя бедняга сделал это явно неумышленно, будучи в стельку пьян. Но закон есть закон, как мне думается, и столь негибкая личность, как Уильям Кент, не случайно заняла эту нишу в жизни. Вот почему я был несколько изумлен, заметив, что Кента потрясли события того утра.
— Вы проинформировали генерала Кэмпбелла? — спросил я.
— Нет.
— Вам, пожалуй, лучше сообщить ему это известие у него дома.
Он кивнул, не испытывая от предстоящей ему миссии особого воодушевления. Выглядел он скверно, из чего я сделал вывод, что он успел побывать на месте преступления.
