— И как она ответила на его ультиматум? — спросил я.
— Она пообещала дать ответ в течение двух дней. Но не дала: ее убили.
— Может быть, это и было ее ответом.
— Что вы хотите этим сказать? — вздрогнул полковник Фоулер.
— Подумайте сами, полковник.
— Уж не хотите ли вы сказать, что она уговорила полковника Мура помочь ей устроить это дикое самоубийство?
— Возможно, — сказал я. — А не было ли у Энн Кэмпбелл каких-то серьезных причин затаить злобу на генерала?
— Например? Что вы имеете в виду?
— Ну, допустим, нечто вроде комплекса ревности к матери?
Полковник Фоулер некоторое время внимательно изучал меня, словно с моего языка вот-вот должна была сорваться какая-то совершенно недопустимая неприличность, выходящая за рамки дозволенного даже при расследовании убийства, и холодно произнес:
— Я не понимаю, к чему вы клоните, мистер Бреннер, и прошу вас не пытаться мне это объяснить.
— Есть, сэр.
— Это все?
— Боюсь, что нет, сэр. Боюсь, что мы только влезли в эту зловонную кучу, полковник, а дальше будет еще хуже. Вот вы сказали, что не имели половых контактов с убитой. А теперь ответьте мне, пожалуйста, — а почему, собственно, нет?
— Как прикажете вас понимать — почему не имел?
— Я имею в виду, почему она не склоняла вас к этому, а если склоняла, то почему вы отвергли ее домогательства?
Полковник Фоулер искоса метнул взгляд на дверь, чтобы убедиться, что его не слышит жена, и только после этого ответил:
— Она никогда мне такого не предлагала.
— Понимаю. Объясняется ли это цветом вашей кожи, или же она знала наверняка, что это не имеет смысла?
— Я… Я склонен думать, что… Дело в том, что она имела половую связь с чернокожими офицерами раньше, правда, не здесь, не в этом гарнизоне. Так что расовый фактор здесь не играет роли… И я бы, пожалуй, сказал, что она наперед знала, что… — он улыбнулся, впервые за всю беседу. — Она знала, что меня ей не совратить, — он вновь улыбнулся и добавил: — Либо считала меня уродом.
— Но вы не урод, полковник, — сказала Синтия, — и даже если бы вы им и были, это не имело бы для Энн Кэмпбелл никакого значения. Мне кажется, что она таки пыталась совратить вас, но вы не поддались соблазну из чувства долга перед генералом и верности жене. И конечно, из моральных убеждений. Вот тогда-то вы и превратились для Энн Кэмпбелл в ее врага номер два.
Фоулера эти ее слова, похоже, добили, и он сказал:
— Мне кажется, со мной никто за всю мою жизнь так не разговаривал.
— Вероятно, вам не доводилось сталкиваться непосредственно с расследованием убийства, — пришел я ему на помощь.
