Истории, ясное дело… Все люди друг на друга похожи. Зачем же мы нудно рассказываем все новые и новые истории? Полная бесполезность романа. Поучительных смертей более не существует: солнце померкло. Нам требуются небывалые метафоры; нечто вроде религии, принимающей во внимание существование подземных автостоянок. Разумеется, это невозможно. Впрочем, многое на свете невозможно. Индивидуальность, в сущности, это синоним поражения. Сознание собственного “я” – машина для производства чувства поражения. Комплекс вины может оказаться выходом из этого тупика – при хорошем раскладе. Но развить его в себе почти невозможно. В любом случае, здесь требуется что-то изощренное и небывалое. Сверхобъективность.
“Стон муки или наслажденья…”[93]
Стон муки или наслажденья —
Один и тот же стон.
Все, что угодно – боль или сношенье,
Но только бы не сон.
По правде говоря, я всегда знал, что ты меня выносливее: последние события – яркое тому подтверждение. В конце концов, самая вульгарная твоя черта – это твой смех. Именно этой последней детали мне недоставало, чтобы осознать всю твою низость, жалкая дрянь.
“Просто мы разучились любить”, —
написала твоя сестра,
сделав третий по счету аборт.
Очевидно, порвалась какая-то нить.
Между тем точно так же, как и вчера,
Утром снова солнце взойдет.
По прошествии нескольких недель мне стало очевидно, что опыт не делает человека сильнее: напротив, он его умаляет, а точней – разрушает. Люди размышляют, ищут золотую середину: нетрудно догадаться, что результат этого поиска сводится к нулю, причем происходит это довольно скоро. В конце концов, наибольшим достижением моего земного существования является вывод о том, что жизнь никогда и ничему не может научить.
“В любом сплетении ветвей…”[94]
В любом сплетении ветвей с ужасающей ясностью видится человеческое лицо (человекам повсюду мерещатся человеки; любой хаос очеловечивается под нашим взглядом).
Если чудится нам человеческий лик
Даже там, где он, в сущности, невозможен,
Если в хаосе он возникает на миг,
Только хаос рукой мы слегка потревожим,
Откуда оставленность? Откуда надлом?
И откуда в груди ледяная змея?
По ночам в темноте, сражаясь со сном,
Чую я, как микробы сжирают меня.
Схожие друг с другом и такие разные, наши тела наводнены микроскопическими организмами. Схожие друг с другом и такие разные, эти организмы – причина нашего гниения, источник нашего отчаянья. На самом деле, они, а не мы, являются реальностью в последней инстанции.
