Однако Ты — не осознавание, Ты — То, которое есть осознавание, затем Ты — То, которое есть «я есть», затем Ты — То, которое есть мир. Но Ты не мир, Ты не «я есть» и Ты не «я». Иисус сказал: Я есть Отец, но Я не Отец, Я есть Дух Святой, но Я не Дух Святой, и Я есть человек, но Я не человек, Я — то, что есть То. Это указывает на абсолютную основу Существования, которая сама по себе безосновна. Но первым основанием является свет, Ом, начало круга. Ты можешь сказать, что Ты являешься его абсолютным источником, однако для Тебя самого источника не существует.
Но даже и это — лишь указатель, и, слава богу, он не помогает, поскольку Бог никогда не нуждается ни в помощи, ни в указателях. Все, находящиеся здесь, пришли, чтобы получить самый ценный подарок: вам не может быть дано ничего такое, чем вы уже не являетесь.
В аналогии глубокого сна не может быть никакого сомнения. Но не может быть и уверенности.
Это полная независимость от никому не нужной уверенности. Это отсутствие кого-то: «меня» или «отсутствия меня», отсутствие фантома и, следовательно, какой бы то ни было необходимости вообще. Это просто значит: познай себя как То, которое есть само Знание, вопреки этому первому невежественному фантому, думающему иногда, что он знает. Но воображение, воображающее, что оно знает или не знает, всё ещё воображение. Глубина, какой бы глубокой она ни была, может быть лишь воображаемой, что бы этот фантом ни говорил, включая его (Карл указывает на себя). Но это не так уж плохо. Поскольку в этом абсолютном отсутствии важности присутствует своего рода покой. Может быть, это не радость, но это покой.
Значит, что бы ни было познано — оно не истинно.
А также и то, что нельзя познать. Может быть, никакой истины и нет.
Даже когда ты говоришь, что истины нет, это опять-таки истина.
Да, и это то, что я сказал вначале: даже чтобы сказать «меня нет», ты должен существовать. Даже для того, чтобы сомневаться в Существовании, Ты должен существовать.
Ты говоришь, что Бог не может себя познать, что он себя не знает. Это свидетельствует об абсолютной абсурдности любых человеческих рассуждений на эту тему.
Да, и в этом её красота, этой абсурдности.
Это прекрасно, поскольку, если бы я мог сказать что-нибудь многозначительное, это было бы ужасно…
Это было бы просто кошмарно. Если бы кто-нибудь смог сказать что-нибудь многозначительное, это был бы ад. Хвала богу, нет никакого смысла, о котором ты мог бы говорить. Я говорю о безотносительности. О радости безотносительности. Ничто никогда не сможет «ухватить», что есть Бог.
