- Почему ты не спрашиваешь, что именно мне не понравилось? - сказала она, уверенная, что все вокруг должны понимать ее с полуслова, и судя по тому, как тщательно она выговаривала все слова, даже те, что спокойненько можно было бы опустить в этой фразе, судя по этому факту, молчание мое задело ее за живое.
Я продолжал молчать, мелочно ликуя и хихикая в душе оттого, что сумел вывести ее из равновесия. Впрочем, пребывала ли она в нем?.
- А не понравился мне-е-е... - нежно проблеяла она, - тво-о-ой последний рассказ. Вот.
Плевать мне, что тебе понравилось, что нет, подумал я со злостью и суеверно подергал себя за мочку уха.
- Что, испугался? - торжествующе спросила она, уже знакомая с этим жестом и сама перенявшая его от меня.
- Нет, просто неудачное выражение: последний рассказ.
Воцарилось молчание, хотя мне не очень-то нравится это слово - воцарилось. От него пахнет музейным троном и царской парчой в нафталине. Но ничего не поделаешь - наше молчание именно воцарилось.
- А у тебя за ухом мы-ы-ыло, - примирительно, негромко проговорила она.
- Только не вздумай что-нибудь делать. Я могу порезаться.
- Да мне-то что. Хоть весь в мыле ходи. Как лошадь Пржевальского Взмыленная.
- М-м-м... - сказал я, потому что брил в это время выпяченный подбородок.
- Не хочешь быть лошадью?Мычишь? - продолжала она дурачиться. - Ладно. Будь теленочком.
- Если у человека нет мозгов, то на нет и суда нет, - сказал я.
- Летучее выражение. Запиши, а то забудешь.
Зря я это сказал. Она выхватила лист бумаги, торчавший из моей пишущей машинки, словно белый флаг капитуляции перед непреходящей ленью. А ведь на нем сверху, помню, было что-то написано, бессмертные мысли, не иначе.
- Тебе нечего делать? - спросил я и сам же поморщился от дремучей риторичности вопроса. - возьми погладь мне рубашку.
Она притихла, внимательно изучая мою рубашку на спинке стула.
- Она же глаженая.
- А ты еще раз погладь. И не забудь набрать воды в рот.
- Это еще, зачем?
- Чтобы на рубашку попрыскать. А ты думала - чтобы помолчать? Ну что ты, радость моя, мне всегда приятно слушать тебя.
- Шут гороховый.
- Как? гороховый? Именно, гороховый, да?
- Да. Именно гороховый
- О, это неприятно.
- Ты наконец добреешься сегодня? - спросила она, стараясь казаться рассерженной. - Я боюсь подходить к тебе, когда у тебя в руках бритва.
- И правильно делаешь. Кстати, спешу сообщить тебе, что я так и пойду в гости - с бритвой в руках.
