— Держи. Здесь двадцать тысяч. Держи, держи.
— Да нет… Что это? Я все равно никого не сдам… — угрюмо повторял я, жадно глядя на пачку.
— Да не надо никого сдавать! Держи, я сказал, — шеф настойчиво совал мне в руку пачку. — Купи себе машину нормальную, там, дачу… я не знаю…
— Да не надо… зачем? За что? — жалобно, смущенно, словно непорочная иудейская девица перед дефлорацией, нервно теребя пачку в своих дрожащих руках, бормотал растерянно я. Стыдно признаться, но я, возросший на мелких медяках, до сих пор не испытываю непреодолимого отвращения к легкой наживе и дармовым бумажным деньгам.
— Бери! Это тебе от меня лично за щеголеватость слога. Ты — наш редакционный Вергилий!
— Скажете тоже… Вергилий какой-то…
— Нет. Ты не Вергилий! Ты — Гете! Франсуа Рабле!
— Скажете тоже — Рабле. Рабле до меня ишшо ссать да ссать…
— А что ты думаешь: редактор не может вот так просто, по-человечески, поощрить хорошего сотрудника. Или вы все думаете, что редактор жлоб? А? Думаете? Хулите меня за спиной?
— Я? Да я… Хулить? Никогда! Только хвалю! Я не думал… Вы не жлоб! Какой вы — жлоб! Вы — редкой щедрости человек. И Путин не жлоб, — на всякий случай добавил я, втайне надеясь еще на одну пачку. — Вы оба — редкой щедрости люди! Вы — святые!
— Ну, будя, будя, — добродушно осадил мой мадригальный дифирамб шеф, слегка покраснев от смущения. — Давай без этого вот… Без обид, Мешок. И никому! Слышишь? Никому о нашей встрече ни слова! Повтори!
— Никому! Никому, слышишь, никому о нашей встрече ни слова! Повтори! — покорно повторил я.
— Громче! Еще громче! Пусть все слышат!
— Никому! Никому, слышишь, никому о нашей встрече ни слова!!!! — заорал я что было мочи, словно футболист, мотивированный толстой пачкой долларов, и тут же получил от редактора коварный, точный, болезненный «мидл кик» в область печени. Я медленно осел на траву, на минуту потеряв сознание. И тут же открыл глаза, но увидел перед собой лишь темную пустоту Вселенной.
— Ты что орешь? — зашипел кто-то сбоку недовольным голосом моей нежной, неуемной Танюшки, обладательницы красного диплома экономиста, упругого зада и увесистого армянского носяры.
В полумраке, освещаемом тусклым сиянием лампады, я стал различать кивот с образами, фарфоровую пастушку, копию работы Леруа, гипсовую фигурку Будды, мою несносную, ненасытную, носастую блудницу, исполненную утренней тревоги, отваги и неги…
— Кошмар, что ли, приснился? Орешь, как этот…. Как Джо Кокер.
