— У тебя есть еда? Теплая куртка? Оружие? Вероятно, тебе понадобится оружие, хотя мне неприятно об этом думать.
Но Вождь ответил отрицательно.
— Наш дар — вот наше оружие, — сказал он.
И поспешил вниз по лестнице.
Теперь, дома, слепого охватило отчаяние. Он подошел к стене рядом с кухней и потрогал края висящего на ней гобелена, который сделала для него Кира. Он пробежался пальцами по нему, чувствуя стежки, которыми был вышит пейзаж. Он и до этого не раз трогал эти крошечные стежки, потому что всегда касался гобелена, когда скучал по Кире. Теперь же, этим неспокойным утром, он чувствовал под пальцами только узелки и запутанные нитки. Он чувствовал смерть, слышал ее отвратительный запах.
Ночь подходила к концу, а они все еще были живы. Мэтти проснулся на рассвете и обнаружил, что так и лежит, свернувшись, там, где их свалил сон, когда они из последних сил старались пройти как можно больше.
— Кира. — Его голос был хриплым, горло пересохло, но она услышала его, пошевелилась и открыла глаза.
— Я плохо вижу, — прошептала она, — все расплывается.
— Ты можешь сесть?
Она попыталась и застонала.
— Такая слабость, — ответила она, — сейчас.
Она глубоко вздохнула и, с трудом опираясь руками о землю, заставила себя сесть.
— Что у тебя на лице? — спросила она.
Он потрогал верхнюю губу, на которую она указывала, посмотрел на нее и увидел, что она в крови.
— Кровь из носа, — сказал он озадаченно.
Она протянула ему тряпку, которой накануне закрывала лицо, и он приложил ее к носу, чтобы остановить кровь.
— Сможешь идти? — спросил он спустя какое-то время.
Она покачала головой.
— Мне очень жаль. Мне очень жаль, Мэтти.
Он не был удивлен. К ночи, разорвав ее платье, колючие ветки добрались до ее ног, и теперь он видел, что она страшно изранена. Раны были глубокие, в них он различал мышцы и сухожилия — они блестели желтым и розовым, это была красота разрушения.
Мэтти и сам теперь если б и мог идти, то ковыляя. Его руки были полностью выведены из строя, ладони напоминали гигантские лапы. Он не мог как следует удерживать нож в руках.
Про Шкоду трудно было что-то сказать. Щенок неподвижно лежал у него на груди.
Он вяло смотрел, как коричневая ящерица с юрким язычком, волоча за собой хвост, карабкается по их одеялу.
— Ты иди, — прошептала Кира, легла и закрыла глаза. — А я просто посплю.
Он неловко протянул свои израненные руки к ее рюкзаку, который лежал рядом с ней там, где она уронила его накануне. Сквозь боль он понял, что пальцы все еще слушаются его, хотя и двигаются очень неловко. Он открыл рюкзак и вытащил рамку с вышивкой. Преодолевая боль, медленно он вставил нитку в иголку. Затем стал трясти ее.
