Рамон взглянул на Мэтти и улыбнулся. Но Мэтти понял, что его друг действительно болен, и у него перехватило дыхание. С лица Рамона пропал румянец и загар, он похудел и посерел. Стоявшая рядом сестра тоже казалась нездоровой; у нее как будто ввалились глаза, Мэтти слышал, как она кашляет.
Он помнил, что раньше, когда девочка так кашляла, мать наклонялась к ней и успокаивала. Но теперь Мэтти видел, что мать грубо потрясла ее за плечо и зашипела: «Ш-ш-ш!»
Люди говорили по очереди, и Мэтти по их словам понимал, кто из них заключил сделку. Некоторые из самых трудолюбивых, добрых и надежных людей теперь выходили на сцену и выкрикивали требования закрыть границы, чтобы «нам» (Мэтти поежился, слыша это «нам») не пришлось больше делиться.
«Рыба нужна нам самим».
«Наша школа слишком маленькая, чтобы принять и их детей. Только наших!»
«Да они даже говорить нормально не умеют. Мы не понимаем их».
«Им слишком много нужно. Мы не хотим заботиться о них».
И наконец: «Мы слишком долго это терпели».
Иногда на сцену выходил какой-нибудь житель Деревни, который не заключал сделок. Такие говорили об истории Деревни, о том, что все местные жители бежали от бедности и жестокости, а их охотно пустили в новое место.
Слепой выразительно описал день, когда его, полумертвого, жители Деревни принесли сюда, а потом долгие месяцы выхаживали до тех пор, пока он, пусть и слепой, нашел здесь свой новый дом. Мэтти подумывал, не стоит ли и ему выступить. Он хотел, потому что Деревня и для него стала настоящим домом и спасла его, но застеснялся. Но тут слепой заговорил за него:
— Мой мальчик пришел сюда шесть лет назад. Многие из вас помнят, каким был Мэтти тогда. Он дрался, ругался и воровал.
Мэтти понравилось, что он сказал «мой мальчик» — слепой так раньше не говорил. Но при этом смутился, оттого что все к нему повернулись.
— Деревня изменила его и сделала тем, кто он сейчас, — добавил слепой. — Скоро он получит настоящее имя.
Мэтти вдруг захотелось, чтобы Вождь, который все еще стоял на сцене, поднял руку, призвал к тишине, вызвал Мэтти, положил ладонь ему на лоб и объявил его настоящее имя. Иногда он так делал.
Вестник. У Мэтти перехватило дух, он очень хотел, чтобы так все и было.
Но вместо этого раздался другой голос:
— Я помню, каким он был! Если мы закроем границы, то нам больше не придется этого делать! Не придется иметь дело с ворами и бахвалами и теми, кто разводит на себе вшей. Мэтти, когда пришел, был вшивый!
