Похоже, этот отважный безумец будет вскоре пировать в чертоге Одина. Да, он, вероятно, христианин, но в Вальхалле не особо смотрят на вероисповедание. Тем более, христианин, полагаю, условный. Просто парень, подсаженный на средневековую романтику. В чем-то заслуживающий восхищения, несмотря на то, что изначально примкнул к избравшим путь разрушения.
В мои же планы скорый визит к Вальхаллу не входил, у меня была еще куча в Мидгарде. А как туда попасть? Я осмотрелся по сторонам, и увидел вещь, еще более удивительную, чем женщины-тролли из Железного леса – радугу, упирающуюся в землю. Видимо, тот самый знаменитый мост Бильрест. Что ж, настало время поймать радугу, как завещала Морриган. Вперед.
6
Мы расположились в баре Конторы, я, Генрих и Винс. Я рассказываю о своих приключениях в Етунхайме. Рассуждаем о судьбе того парня из Ордена. Скорее всего, он мертв, но Генрих сомневается:
– Кто сказал, что эти бабы из Железного леса его завалят? Может они его на пир решили пригласить?
– По их виду не скажешь.
– По виду сложно что-либо сказать. Часто самые ужасные вещи выглядят вполне безобидными и наоборот – то, что нас пугает, на самом деле не таит никакой опасности. – Генрих с довольным видом прихлебывает саке.
– Да, согласен. Тут еще вопрос восприятия. Вот, например, детей в детстве бабаем пугают, а меня им напугать было невозможно. Реально ведь слово смешное – “бабай”. Ну, как можно бояться кого-то с таким именем. И вообще, кто его знает, куда он детей утаскивает. Может, куда-то в замечательное рок-н-ролльное место. Не зря ведь в англоязычных странах его называют “boogeyman”. От слова “boogie-woogie” (ну, или наоборот).
– А как они выглядели? – Интересуется Винсент.
– Ну, как троллихи выглядят. Здоровенные такие, уши большие. Я, знаешь ли, не мастер описывать внешность. Меня описания внешности в книгах, например, всегда смешили. Так когда я читаю, что у персонажа длинный нос, он представляется мне настолько длинным, как будто речь идет о Пинноккио, решившем заняться политикой. О всяких там носах картошкой или пуговкой, квадратных лицах и прочем лучше вообще даже не думать. Книги для меня просто кишат уродцами.
– Кстати, Варг, – переводит тему Генрих, – что ты думаешь о так называемом птичьем языке?
– Полагают, что птичий язык – изначально сигналы, имитирующие голоса птиц, которыми обменивались разведчики. Но предание говорит, что некоторые люди действительно понимали речь птиц (например, Один, Сигурд). Естественно, птицы сами по себе не вели каких-либо содержательных разговоров, тем более касающейся жизни людей. Однако они служили как бы биопередатчиками, которые использовали древние. Так, как корова была запрограммирована на то, чтобы есть, давать молоко и быть зарезанной на мясо, птицы были запрограммированы на передачу информации. Этим можно объяснить и легенду о воронах Одина (хотя есть и альтернативные трактовки, например, что ворон – его фюльгья).
