Я призывно смеюсь, отбрасывая стакан одним ударом. Он летит в стену и разбивается с неприятным звоном. А мое тело начинает трясти в судорогах. Мужчина наваливается, пытаясь удержать пляшущие, царапающие лицо руки. Он очень сильный и у него чудом получается зафиксировать кисти. Я подвываю, мне плохо.
Жесткие пальцы задирают сорочку и опускаются точно между ног, вызывая мелкие молнии удовольствия и успокоения. Жалко скулю. Но тут судороги почти затихают, меня начинают ласкать. То мягко, то жестко, когда конвульсии пытаются усилиться. Его пальцы волшебны, внимательны, настойчивы. Скользят в бесконечной нежности под ускорившееся мужское сердцебиение, его выдохи в мою открывшуюся натянутую шею.
Я раскидываю ноги и поддаюсь вверх бедрами, выкрикиваю бессмысленные звуки. В конце концов он сжимает в щепоть центр моего удовольствия и подергивает, держа меня за руки, глядя в глаза. И я кричу ему в лицо, облегченно, счастливо.
После чего он поднимает руку и трогает мои клыки, не помещающиеся за губами. Нежно.
Я смеюсь и лижу пальцы со слабым мятным запахом. Играю, водя по ним языком. Прикусываю, еще сильнее прикусываю, и меня снова накрывает темная волна.
Вот я сижу в порванной рубашке у стола и рычу, держа в руках мясо, отрывая от него куски и глотая, не пережевывая.
Мужчина меняет постельное белье, обеспокоенно на меня поглядывая.
И, когда я отбрасываю мясо, бросается ко мне, подхватывая и лаская. Мне нравится сворачиваться у него на руках как котенок, вылизывать его шею, маленькие сжатые как горошинки соски, бархатный мускулистый пресс. Когда я пытаюсь вгрызться ему в живот, он осторожно, но решительно отстраняет меня, переворачивая под себя.
И вот я уже знакомо плавлюсь от движения его пальцев. Крича и поскуливая. Потом, как будто сломавшись, он стонет и опускается вниз, лицом между моих раскинутых ног, начиная вылизывать ноющие, горящие огнем складки, омывая их прохладным блаженством.
Его язык двигается то ритмично вверх-вниз, то извивается, осторожно вылизывая меня изнутри. Он прижимает к постели мои дергающиеся от возбуждения и желания схватиться за него кисти, и мне остается только полосовать простынь когтями.
Время двигается рывками, всполохами. Меня опять кормят. А я заливисто хохочу. Потому что от белья остались опять жалкие ленточки.
Когда я играю, обвившись вокруг него телом, требуя ласкать и гладить, он надсадно и тяжело дышит, но послушно потирает напряженные соски, гладит ходящий волнами живот.
