— Иланта!
— Люблю тебя. Да хранит тебя Бог. Прощай.
Иланта уходила так словно выветривалась магия, помогающая ей держаться в этом мире. Образ таял, как тает акварельный рисунок, забытый под проливным ливнем — расплывался цветными пятнами, расходился клубами тумана. А голос стихал, как гаснет эхо в далёких переходах.
— ИЛАНТА!
Полетел вслед отчаянный крик Блэйда. Столько неприкрытой боли, столько отчаяния звучало в нём, что казалось будто душа человеческая рвалась из тела вслед за потерянной возлюбленной.
Мир стих, потрясённой глубиной и силой эмоций, бушевавших в человеческой душе.
Я тоже замерла, так сильно ощутив чужую боль, что на мгновение перестала чувствовать свою собственную.
Блэйд стоял на коленях, бессильно уронив руки и опустив голову на грудь — статуя, символизирующая безысходность.
Потом застрекотали ночные насекомые. Зашуршали мелкие зверушки травой, а деревья — листьями. Обрела голос волна, колышущаяся у берега с нежным всплеском.
Мир, пропустив чужую боль через себя, восхитившись и ужаснувшись, и зажил своей жизнью дальше.
Блэйд, тяжело и медленно поднявшись на ноги, медленно двинулся в мою сторону.
— Кто ты такая, чёрт побери?
Ответить я не успела. По земле заплясали круги света, как от фонарика и между стволами возник силуэт Винтера. За его плечом держались Эвелин и Аза.
Стоило Винтеру дотронуться до меня, боль в теле снова ожила, огненной лавой растекаясь внутри тела.
Не сдержавшись, я вскрикнула.
Осторожно передав меня в руки Эвелин, Винтер развернулся к Блэйду.
— Что ты с ней сделал? — прорычал он.
Лицо его исказилось от ярости.
— Ты заплатишь мне за это! — зловеще пообещал он.
— Не нужно! — попыталась я, как могла, удержать кузена Эммы.
Но он меня не слушал.
Эвелин подхватила меня, помогая удобнее устроиться у себя на плече. На то, чтобы обсудить ситуацию между собой времени у нас не было. Всё внимание было приковано к готовым сцепиться парням.
— Ты не торопился явиться на поединок, на который сам же меня и вызвал. Струсил, Блэйд?
Усмешка Рета вызывала ассоциацию с оскалившимся черепом:
— Как видишь, я был немного занят, — ответил он. — Готовил тебе сюрприз. Надеялся, ты по достоинству оценишь моё остроумие.
— У нас разные представления об остроумии, — брезгливо передёрнул плечами кузен.
— Очень может быть, — согласился Блэйд. — Больше чем уверен то, что порадует меня, тебя лишь расстроит.
Глядя на Блэйда я усомнилась в том, что несколько минут назад он, казалось, пребывал в полном отчаянии, на грани потери рассудка. Сейчас он выглядел жестоким, цинично-расчётливым.
