– Не сейчас, – пробормотал он и отвернулся.
Меня будто ударили ногой в грудь. Когда тебя вот так отвергают, это больно, это физически больно. Как он может хотеть не меня, а другую? Я пыталась анализировать все его действия, все слова, боль и подозрения усиливались, но я продолжала молчать. Но был и плюс в том, что я уже не сомневалась в измене мужа: погружаясь в лихорадочный сон, я грезила о тебе и уже не ощущала за собой никакой вины.
Той весной я стала чаще заглядывать на твою страничку в «Фейсбуке». Мне еще больше нравились твои фотографии. Я даже оставила комментарий к статье, которую ты поместил. Ты заметил его? Задумался ли о том, зачем я это сделала?
Всему свое время. Я эту мудрость хорошо усвоила. Это касается и работы, и встреч с друзьями, и любовных связей – и особенно нас самих.
В середине июня ты на несколько дней прилетел в Нью-Йорк. После того как боевики ХАМАСа похитили трех израильских подростков, руководство «Ассошиэйтед пресс» решило послать тебя в Иерусалим. Ты же заявил, что перед тем, как окунуться в атмосферу новой страны и ее конфликтов, тебе необходимо глотнуть воздуха Америки. Тебе пошли навстречу. Ты уже был довольно известным фотокорреспондентом, и, я думаю, начальство старалось учитывать твои желания. Ты уже успел побывать и на Украине, и в Москве. Не представляю, как это у тебя получалось: каждые несколько месяцев, иногда даже недель – новая страна. Или частые переезды помогают тебе забыться? Не так часто думать о покойной матери, о других потерях?
Ты прислал сообщение, что тринадцатого числа твой самолет приземлится в Нью-Йорке; спрашивал, сможем ли мы встретиться. Я ответила согласием, не подумав даже поставить в известность Даррена. Решила, что он не заслуживает того, чтобы с ним советоваться. У него завелись тайны, и у меня будут свои.
Даррен давно уже хотел свозить детей в гости к его родителям в Джерси, и я сказала, что он может сделать это в субботу и без меня. Я же за это время отдохну, приведу ногти в порядок, встречусь с подругами, а с детьми ему помогут бабушка с дедушкой.
– Неплохая мысль, – сказал он. – А в следующее воскресенье я играю в гольф, не возражаешь?
– Договорились, – ответила я, а у самой мелькнула мысль, уж не подразумевает ли он под «гольфом» свою Линду?
Поначалу меня мучили угрызения совести, ведь я солгала ему или, по меньшей мере, сказала не все о своих планах на выходные, но когда прозвучало слово «гольф», чувство вины улетучилось. Моя скрытность была оправдана.
