Следующие несколько месяцев я держала ушки на макушке, и от моего внимания не укрылось, что три или даже четыре раза Даррен, вернувшись с работы, говорил по телефону в коридоре. Неужели это все та же Линда?
В марте он два раза работал в субботу. Опять Линда?
И в выходные пошел на гольф с друзьями из офиса. А если не с ними?
Полгода я ночами не смыкала глаз. Лежала с ним рядом, думала, как ему удается так крепко спать, когда на душе столь ужасная тайна, когда он предает меня. В голове вертелись самые разные картины, и невозможно было от них избавиться: я видела его в объятиях какой-то женщины, то она представлялась мне блондинкой, то рыжей, иногда похожей на меня, но гораздо моложе. Впрочем, не важно, как она выглядит, главное – это было ужасно. Я потеряла аппетит. Зато пить стала больше. «Но почему, почему он махнул на нас рукой?» – думала я. Что заставило его так поступить с нами?
Порой мне хотелось, чтобы и ему стало больно, как мне, – физически, эмоционально, как угодно, – лишь бы показать ему, как он обходится с человеком, которого поклялся любить до самой смерти. А иногда хотелось, чтобы он повинился передо мной, сказал, что бросил ее, что все еще любит меня и всегда будет любить. Я думала, этого окажется достаточно, чтобы я простила ему все. Сердце мое бросалось из крайности в крайность, оно, как шарик в пинг-понге, прыгало то на одну сторону стола, то на другую. Хотя через все мои переживания красной нитью проходила одна мысль, и она ошеломляла меня: я потерпела сокрушительное поражение. Я оказалась недостаточно милой, недостаточно умной, недостаточно хорошей женой. И это моя вина, что он так себя ведет. Мысль об этом поражении парализовала меня.
Мне кажется, именно поэтому я не стала никому жаловаться, честное слово. Боялась, что стоит заговорить о своих страхах вслух, они обернутся реальностью. Наш брак потерпел неудачу. Мы проиграли. Я потерпела поражение.
Любовью мы с Дарреном уже не занимались так часто, как прежде. После рождения Лиама – раз или два в месяц, не более, это стало нормой. Я и думать забыла о том, чтобы предохраняться. С тех пор как я увидела имя Линды в его телефоне, меня не покидали противоречивые чувства: с одной стороны, я очень расстроилась и злилась на Даррена так, что не желала даже притрагиваться к нему, с другой – мне не хотелось давать ему повода утешаться в чужих объятиях. Несколько месяцев я терзалась подозрениями, не спала ночами, уставившись в потолок, мучила себя картинами, где Даррен расстегивает на ком-то платье, поправляет воротничок, надевает туфельки. В конце концов однажды я не выдержала и сунула руку ему в трусы. Но Даррен уже засыпал.
