— Сибелиус!!!
«Вот-вот! Сибелиус!» Громотков вспомнил разгадку прерванной фразы: видимо, радист Волобуев переключил голос столичного диктора на полуслове.
…Вначале игра скрипача не трогала Громоткова. Плоское рябое лицо музыканта, высвеченное ослепляющим светом, ничего, кроме раздражения, не выражало. И только глаза, спрятанные в глубоких глазницах, сияли сознанием превосходства. Музыкант играл рассеянно, позволял себе зыркать в зал. Громотков отвлекался по сторонам, ерзал на стуле, переминался и механически скручивал обтрепанную голубоватую ленту бумаги — что осталось от входного билета.
Скрипач, не прерывая игры, как мог защищался от безжалостного света ртутной лампы, поворачивался боком, перемещался по краю сцены, наконец остановился, прикрыл глаза, положил голову на плечо — казалось, заснул. Теперь его ничто не отвлекало, волшебные звуки музыки полились в зал.
Сидя близ сцены, Громотков пристально следил за игрой скрипача, смычок плавно взлетал, обрушивая на публику каскад тонких печальных нот. Механик еле успевал следить за рукой: белая узкая кисть в обрамлении накрахмаленного манжета словно запаздывала в широком стремительном ритме мелодии, но тонкие сухие пальцы, бегающие по грифу, были так послушны, так выразительно точны, что казались живыми существами. Одухотворенная работа пальцев поразила его воображение больше всего остального.
Позже, проходя по улице Челюскинцев, Громотков увидел скрипку в витрине музыкального магазина. Его любопытство было так велико, что он вошел и попросил продавщицу, смуглую, пухленькую девчонку, показать инструмент. Механик держал скрипку в руках осторожно, внимательно разглядывая лакированную поверхность, впервые в жизни касаясь ее руками; простой вид скрипки разочаровал его; он не мог поверить, что вот это все и есть. Но геометрическая точность линий, звонкость сухого дерева необычайно подействовали на него. Это было нечто большее, чем дерево, казалось, что такая форма имеет душу предмета; механик вскоре догадался практическим умом, что сила маленького инструмента не столько в объеме, сколько в устройстве воздушных полостей, в изгибах и пропорциях и в звуках самого дерева. Взяв в руки смычок, Громотков скользнул им легко по струнам, ожидая тонкого печального тона, который раньше слышал, но скрипка неприятно пискнула, вызвав оскомину на зубах.
— Смычок надо помазать канифолью, тогда она заиграет, — сказала продавщица. Но Громотков ничего не понял из того, о чем она говорила, опробовал инструмент доступным себе способом — легко прищелкнул корявым ногтем по плавному изгибу спинки. Раздался сухой приятный звук. Громотков успел поднести инструмент близко к уху, шмелиное гудение еще продолжалось долго. В глазах молодой продавщицы появились удивление и испуг, темные раскосые глаза настороженно-внимательно следили за манипуляциями странного покупателя.
