Мне стало страшно почти так же, как тогда, когда на меня напал проклятый.
Сирена утихла, и вместе с ней в груди развязался тугой узел, но тут же завязался другой.
«Где вампир? Все ли с ним в порядке? Он был ранен. Когда придет?»
Чтобы не изводиться мыслями, я занялась делом. Жить в таком свинарнике было невозможно, и первое, что я сделала — разобрала сваленные на пол покупки.
Аптечный улов был так себе. Мучили угрызения совести оттого, что я не успела заплатить, и теперь стопроцентно мой вояж был запечатлен на всех видеокамерах и передан туда, куда надо.
Вампир тихо, незаметно для меня просочился в башню через окно и угнездился на своей балке еще бледнее, чем был раньше, но живой и почти здоровый. Настолько живой и здоровый, насколько эти состояния можно приписать давно умершему.
С того момента, как я его обнаружила, прикорнувшего на перекладине, дела спорились лучше, а вещи перестали выпадать из рук.
Демон делал вид, что умирает, он демонстративно стонал, как привидение, его белая рука безжизненно свисала с балки и покачивалась. Сначала я ему поверила и запаниковала, собралась уже бежать в больничное крыло, но потом поняла, что наш актер из погорелого театра явно переигрывает и, скорее всего, набивается на жалость или еще чего похуже. Может быть, он хочет, чтобы я подошла поближе. Я сделаю это, а он цап-царап! Адепты этой академии питаются консервированной кровью и сырым мясом, но, видно, ему понравился свежачок.
Мне было не жалко крови, все равно уже много раз кусана и не умерла пока. Вампир спасал меня от страшной смерти уже во второй раз, и я ему обязана по тот самый гроб жизни, в котором меня не похоронили.
Я боялась другого. Той болезненно-чувственной неги, что просыпалась во мне, не давала думать, рушила все мои планы и лишала воли, заставляя смотреть только на Демона и желать только его. Разве можно испытывать такие чувства к тому, кто встал с пола после того, как ему вырвали сердце?
Лорд Директор заверил меня, что вампиры не соблазняют. Тогда проблема получалась еще острее.
Я или сошла с ума — незнакомому мертвецу на шею вешаться, или, о боже, втюрилась. И если последнее, то остановить это безумие надо немедленно, пока не стало слишком поздно и я не потеряла последние остатки самоуважения и здравого рассудка.
Влюбиться в ходячий труп, наделенный неусыпной жаждой, мерзким характером, который так постыдно влиял на мое либидо, было опасно и глупо, это страшнее, чем ошейник и магическое подчинение.
