В половине двенадцатого она начала зевать, в полночь наконец сдалась, и я моментально оказался на кухне, перекусить на сон грядущий хорошо засоленным шпиком, запивая его ледяным пивом.
Нос у меня болел.
— Ты не хочешь рассказать мне, что случилось?
— Их были миллионы, Аннелизе.
— Перестань.
С куском шпика во рту я промычал:
— Снова тот же тип, Томас Пирчер.
— Он мог сломать тебе нос.
— Ничего страшного не случилось. Он меня толкнул, только и всего.
Аннелизе дотронулась до моей щеки, которую порядком ободрали стебли сорго.
— А это что?
— Следы ногтей.
— Вы что, царапались, как две дамочки, да?
— Смотри-ка, у меня весь лак сошел.
— Дурачок. Что ты думаешь делать?
Я сплющил банку и выбросил ее в специальную корзину: мусор у нас сортировался.
— Ничего особенного. Закончу мастерить подарок для Клары, куплю елку…
— Пластиковую.
Я закатил глаза, поскольку терпеть не мог пластиковых елок, но понимал, что в плане экологической грамотности меня можно считать сущим динозавром.
— …made in China[36], украшу ее самым несусветным образом, и мы прекрасно проведем Рождество.
— Ты уверен?
— Я люблю тебя, Аннелизе, ты это знаешь, правда?
— Я тоже тебя люблю. И готова спорить, что сейчас прозвучит «но».
— Но ненавижу этот менторский тон. Уж таковы мужчины. Мы не вступаем в диалог, мы пускаем в ход кулаки. Это наш способ разрешать конфликты.
Аннелизе скрестила руки на груди.
— Я не это имела в виду.
— Через несколько месяцев Майк закончит фильм. Мы устроим премьеру здесь, в Ортизеи или в Больцано. УД сказал…
— Кто?
— УД, Ушлое Дерьмо. Главный по маркетингу в Сети. Он сказал, что это отличная идея. В своем электронном письме он два раза написал «потрясающе» и четыре раза «эпически».
— Думаешь, люди поймут?
— Поймут, — убежденно проговорил я, хотя не был так уж в этом уверен.
Может быть, они даже не станут смотреть этот проклятый документальный фильм. И если уж начистоту, я сомневался, что сам хочу его посмотреть. От одной мысли меня тошнило.
И чтобы изгнать тошноту, я снова стал думать о Блеттербахе.
1
Я переждал пару дней. За это время распухший нос несколько пришел в норму. Потом, собравшись с духом, быстро найдя все, что нужно, в Интернете, я под предлогом покупки елочных игрушек отправился в суд Больцано.
Квадратное здание в чисто фашистском стиле возвышалось над площадью, которая без всякой фантазии была названа Судебной. Под взглядом Муссолини, который был изображен на барельефе циклопических пропорций, с рукой, воздетой в римском приветствии (надпись гласила: «Верить! Повиноваться! Бороться!»), я погрузился в хитросплетения итальянской юридической системы.
