Публика, немногочисленная и до крайности избранная, состояла из мистера Смита, нескольких асов креатива, двух надутых продюсерш и какого-то типа из рекламного отдела — очки в роговой оправе, татуировки на обеих руках, костюм от Дольче и Габбаны, — этого мужика, который без конца делал записи в айпаде, Майк окрестил УД.
Ушлое Дерьмо.
Показ прошел лучше, чем предполагалось. Мистер Смит понял, что на фильме можно заработать, высказал несколько пожеланий, просто чтобы придать себе важности (Майк их все послал подальше), и даже асы креатива и две продюсерши признали, стиснув зубы, что, возможно, не все вложенные деньги были спущены в унитаз.
Сильнее всех ликовал Ушлое Дерьмо. Кого ни попадя хлопал по плечу запанибрата, пожимал руки, произнес «вау» по меньшей мере двадцать раз и беспрерывно шмыгал носом. После чего собрал в кучку свои записи и обратился к прессе.
Нужно отдать ему должное: Ушлое Дерьмо свое дело знал. Он погнал такую волну, которая неизбежно должна была захлестнуть меня с головой и опрокинуть носом в песок.
Вот именно: носом, в самом буквальном смысле.
3
Наступило 1 декабря. Я убирался в доме, помогал Вернеру привести в порядок замерзшую водопроводную трубу в Вельшбодене, пытался объяснить Кларе теорию Дарвина (она посмотрела документальный фильм по телевизору и никак не могла понять, как тираннозавр превратился в курицу, так что мне пришлось рассуждать, приведя в пример Йоди). Поужинав, я спустился в деревню, намереваясь выпить пива, поболтать с незабвенной парой «Эльмар и Луис», а потом забраться под одеяло и с наслаждением вкусить заслуженные восемь часов сна.
Именно то, что я так устал, помешало мне заметить взгляды, которые устремились на меня, стоило мне войти в «Лили».
Ледяные взгляды, на секунду задержавшиеся на мне, потом скользнувшие в другую сторону. Ни ответа ни привета на мое обычное «здравствуйте», которое я изрек на почти уже приемлемом диалокте.
Кто-то даже встал и вышел вон. Точно как в вестернах.
Я сделал заказ и присел к столу моих излюбленных собутыльников:
— Скучный вечерок, да?
Эльмар прищелкнул языком, потом поднял газету, загораживаясь от меня.
Ошарашенный, я повернулся к Луису, подняв брови.
— Привет, Сэлинджер, — выдавил тот.
Я ждал, когда принесут пива. Пива не принесли.
Я прочистил горло:
— Какие новости, ребята?
— Ребятами, — прокаркал Эльмар, — можешь называть кого-то еще.
Обычно бар «Лили» полнился болтовней, кашлем, руганью на двух языках. Вечером 1 декабря — тишина. Послышалось чье-то бормотание. Скрип отодвигаемых стульев. Больше ничего: вот только все взгляды устремлены на тебя. Луис склонился над кружкой пива, почти пустой, будто собирался гадать на этой теплой бурде.
