Они с женой много лет старались, но ей никак не удавалось забеременеть, а когда поняли, что ничего у них не получится, то были уже слишком старыми для усыновления.
— Я думал о том, как вернусь домой к Терри и скажу ей, что меня выперли. Я не хотел плакать. Господь знает — не хотел, просто не выдержал. Я опустил голову и на целую минуту потерял ее. Я просто не контролировал себя. Понимаете, я должен был уйти. Я никогда вот так ни перед кем не плакал. Меня, значит, взяли и выкинули. «Успокойтесь, Крис, — говорит она мне. — Идите к себе. Все у вас будет хорошо, — говорит она. — Вы отличный копирайтер». Вот что она мне говорит, вышибая меня вон. Я с тех пор с ней не говорил.
Мы его не винили за то, что он расстроился, но это было очень похоже на Йопа — крутого парня Йопа. Отдать кресло, которое досталось ему с таким трудом, если этим можно было спасти задницу, а если из этого ничего не получилось, то вполне в духе Йопа попросить уменьшить жалованье, а если и это не сохраняло ему работы, то Крис Йоп первым из нас готов был сломаться. Том Мота хотел выкинуть из окна компьютер. Крис Йоп пал к ногам Линн.
Перед тем как появилась Линн — на пятнадцать минут позже ею же назначенного времени, — мы спросили Йопа, что же он тогда здесь делает.
Не знаю, — сказал он. — Я не могу поехать домой. Пока еще не могу. Ну неправильно это.
Но стоит ли ему быть здесь? — спросили мы у него. — В кабинете Линн?
— Понимаете, мы с Линн, — сказал он, — мы не успели закончить разговор. Я сломался. Я ушел. Вы ведь, ребята, не считаете, что я должен уйти, пока мы с ней не закончили разговор?
Никто из нас не ответил. Мы все подумали: вообще-то, Йоп, ты, конечно, должен был уйти.
— Не знаю, — сказал он, оглядываясь. — Это совещание уже давно записано у меня в календаре.
Все разговоры смолкли, когда на совещании, назначенном на 12.15, появилась Линн. Когда наступало время заниматься делом, мы занимались делом. На вводных совещаниях мы дурака не валяли. Мы валяли дурака до них, а иногда и после, но чтобы во время — иногда кто-нибудь мог отпустить остроту, но в остальном все было чинно, как в церкви. Любого из нас могли в любое время выпереть, и мы ни на секунду об этом не забывали.
Линн Мейсон была устрашающей, деятельной, непостижимой, модной и абсолютно профессиональной. Она не крупная женщина — напротив, она довольно миниатюрна, — но, когда мы думали о ней дома по вечерам, в нашей памяти она представлялась весьма внушительной. Когда она была в настроении, то не говорила о пустяках. Одевалась она как блумингдейловская
