Несерьезная книга об опухоли | страница 36
Все почему? Потому что даже крикнуть не могу. Сказать. Я беззащитен. А тут – на лучевой – пластмассовая маска тебя прижимает с космической силой. Поначалу было не очень… Потом ничего. Привыкал к дырочкам в маске. Пел про себя песню Юлия Кима «Черное море». Вспоминал Симеиз, как я маленький в темноте ходил к волнам на пляж. А мама мне пела «Черное море». И так было мне хорошо. И темная, темная, темная ночь. И нет ничего плохого, и не может быть. Потому что рядом мама. И Черное море. Доброе-доброе. О чем-то по-доброму шепчет. И мир прекрасен. Я хотел, чтобы и в голове тоже было все хорошо. Я как бы лечился воспоминанием. Мое лицо – а если говорить честно, то потолстевшая изрядно после гормонов и толстеющая каждый день морда – еле влезало в маску (хотя изначально это был идеальный слепок). Такая вот харизма! Вы бы видели! Эх, жалко, фоток не осталось. Вообще, когда вы на гормонах, фотографируйтесь! Потом сами же посмеетесь! Вы там будете похожи на вашего дальнего родственника-сумоиста.
И вот я лежал. Придавленный. И представлял, как моя опухоль становится меньше, прямо пытался почувствовать, как ее «излучают».
НА ЛУЧЕВОЙ ВАЖНА НЕ ТОЛЬКО САМА ПРОЦЕДУРА, НО И ТЕ МЫСЛИ, С КОТОРЫМИ ВЫ ЛОЖИТЕСЬ. ЕСЛИ ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ОНА ВАМ НЕ ПОМОЖЕТ – МЕДИЦИНА БЕССИЛЬНА.
Я думал по Норбекову: о том, как эта штуковина меня лечит. Хотя мне радиолог сказал, что «лучевая, бывает, кому-то даже помогает», чем, понятно, меня напугал. А если не поможет? Что тогда? А если будет хуже? Но я убегал от этих мыслей. Лежал и чувствовал, что она помогает. Понимаете, чувствовал! И опухоль после лучевой уменьшилась на треть (уж не знаю почему, но только я помогал этому процессу, как мог). Вообще, люди часто бросают все на самотек, доверяясь только врачам. Меня лечат и все! Что я могу сделать?
НУЖНО ПОМОГАТЬ ОРГАНИЗМУ БОРОТЬСЯ.
Я выходил к маме с довольной рожей – во-первых, знал, что лучевая работает (и это правда! Но знал я это еще до всяких МРТ). Во-вторых, напротив лучевой было зеркало, и, глядя в него, нельзя было не рассмеяться! Я был весь покрыт следами от сетки, весь в каких-то ячейках, в клеточку, бритый наголо. Спорим, Джордж Лукас взял бы меня на роль гуманоида? Причем без всякого грима… Вера Кастрель создала график отвозов нас с мамой на лучевую. Все помогали, знакомые и незнакомые. Нас возили удивительные люди. Пока ехал, я вставлял плеер в уши и занимался – расслаблял голову. У меня было ощущение такой, знаете, блямбы в затылке, в его глубине, будто бы там все забетонировали, стянули. Когда я расслаблял голову, воображал ее здоровую, блямба начинала пульсировать, потом исчезала вообще. Ненадолго, но исчезала. Однажды мы приехали на лучевую, а аппарат сломался. Ждем час. Мама спит в кресле. А я сижу, мысленно делаю какие-то упражнения, поднимаю что-то. Стараюсь бесшумно. Воображаю, что поднимаю штангу. По позвоночнику пробегают какие-то токи. Два часа прошло – я занимаюсь. Три – занимаюсь. Ощущение блямбы исчезло. Четыре, пять часов. Мы поели. Опять занимаюсь. Я ехал обратно, так и не сделав лучевую, но с греющим меня чувством, что съездил не зря.