Осколки разбитого неба | страница 13



Вот, существую с улыбкой безверья,
тихо печалясь за запертой дверью.
Вьюжит позёмкой в степи дикий ветер.
Вырвались вдруг из меня строчки эти.
2017

«Нету радости...»

Нету радости, мира, покоя -
просто время сейчас непростое:
истеричность дурных новостей
и нахальство незваных гостей.
Впору лечь, замереть, не вставая,
под колёса ночного трамвая,
потом в омут нырнуть с головой,
бедолагу являя собой.
Дорогая, прости за молчанье,
поцелуй меня в лоб на прощанье,
осени на дорожку крестом.
Я лежу неподвижно, пластом.
2017

Ангел мой

Не знаю сколько жить ещё осталось.
В окне чуть брезжит серый, скучный день.
А жизнь была, иль только показалась,
как тень густая в кепке набекрень…
Я отплыву в назначенные сроки
к другим - небесным, дальним берегам.
Легко заплачет ангел одинокий,
благословив дорогу к небесам.
Он был со мной без видимой причины,
стоял всегда незримо за плечом.
И, как художник создаёт картины,
творил меня, забыв об остальном.
А дни текли неровной вереницей,
неотвратимо таяли вдали.
Ах, ангел мой, печально-бледнолицый,
как много дел закончить мы могли…
Не оставляй меня в дороге дальней,
прости за всё, как я другим простил.
Ты почему сейчас такой печальный,
в сиянье двух своих незримых крыл?
2017

Ива

У берега речки, над тихой водой,
плакучая ива склонилась, мечтая;
на воду глядела, любуясь собой,
застыв в тишине и печально кивая.
О днях невозвратных с щемящей тоской
ей волны шептали, сплетаясь друг с другом.
Русалки под нею искали покой,
играя беспечно, кружась ровным кругом.
Полночной порой загоралась Луна,
в седые узоры её одевая.
А травы густые вокруг, — как стена,
к ней льнули покорно, легко обнимая.
К ней ластился ветер прохладный и мгла,
туман прикасался порою игриво.
Она, засыпая, к воде прилегла,
блаженством полна, улыбаясь счастливо.
2017

О себе - коротко

Прочтя Мандельштама от корки до корки,
я понял – нигде, от Москвы до Нью-Йорка,
не видеть удачи, признания, славы.
Пишу только в стол, для себя, для забавы.
В окошко летят сквозняки ниоткуда.
Жена бьёт посуду и разные блюда;
привыкла – чуть что, так заламывать руки,
кричать на меня неприличные звуки.
Но я всё терзаю мозгов своих силу,
как будто бы рою отважно могилу.
В тетрадку пихаю мыслишки и жесты.
Не жизнь, а фанера из кровельной жести.
А ведь говорила мне в юности мама:
«Учись хорошо, не сутулься упрямо,
пойди в олигархи, хотя бы в артисты».
Но в дырах пальто - как халат у буддиста.
Я мог бы писать терпеливо и долго,
но только попался в объятия долга:
обеты семейные, дети повсюду,