Шагая по уже как следует утоптанной тропе вдоль ледяной колеи, Шушка часто размечтывался о том, что когда-нибудь будет водить такие паровозы, лучше всего соболёвые, и пушная грызунья Айна будет махать ему лапкой, когда состав проедет мимо её гнезда… Так, что-то не в пух, подумал грызёныш, и мотнул головой. Ослушавшись, он понял — чуткое ухо уловило еле слышимый треск под ногами. Бельчонок вернулся назад и разглядел подозрительный участок льда — не совсем такой как остальной лёд, но и не особо похожий на полынью. Шушка вытащил из-за пояса топорик на длинной ручке и проверки ради врезал по льду, замахнувшись со всей дури.
Раздался хруст ломаемой корки и плеск воды. От полной неожиданности Шушка выпустил из лап ручку, а когда понял и попытался схватить её — топор уже пошёл на дно, как топор. Грызь едва сам не загремел в пробитую полынью — как он прошёл по ней и не провалился, непонятно — видимо, прошёл в стороне. Вспушившись от внезапности, он ослушал событие подробно и подробности ему не понравились — выходило, что как раз одна из вмороженных под колею ледяных труб развалилась — Выудыш показывал на пальцах, что происходит — отколовшийся кусок затягивает под основной слой льда и уносит течением. Наморду была та самая жажа, ради которой он несколько дней топтался тут, как овца на лугу, и это даже обрадовало. Шушка хотел цокнуть кому-нибудь об этом, но огляделся и понял, что никого нету.
Став соображать дальше, бельчонок прижал уши. Согласно инструкциями, цокнутым заранее и более-менее запомненным, в случае эт-самого, которое теперь было наморду, следовало взять в лапу красный флажок и идти на поворот пути, дабы оттуда отсигналить приближающемуся поезду — или отсигналить раньше, если не успеть дойти. Кислота состояла в том, что флажок был обмотан вокруг ручки топорика и теперь вместе с оным лежал на дне. Грызунёнок уставился на полынью и на пустые лапы, после чего стреканул по тропе вдоль колеи, надеясь добежать до горки; однако, пройти столько неспеша, за пару килоцоков, и пробежать — совсем разные пески, так что скоро он выдохся и упал. Подняв голову, Шушка услышал поверх заснеженных крон деревьев движущийся фонтан дыма. В воздух взлетели вороны, как они всегда это делали при приближении поезда, и закаркали — что впрочем для ворон не удивительно.
Шушка жутко испугался — едва ли он так опушнел, когда в прошлом году за ним гнался волк! Волк был записан в эволюционную память, так что лапы сами знали, что делать — а сдесь нагрузка приходилась именно на рассудок, что и вызывало. Он понял, что если не отсигналить поезду — тот въедет на переправу, остановится слишком поздно и ухнет в воду!.. Тут конечно взрослый грызь прибавил бы «скорее всего», потому что это явно не факт: поезда отнюдь не сходу валили на лёд, а подъезжали осторожно, так что малейшего признака того, что не всё в пух, могло быть достаточно. Однако для грызунёнка, охваченного сильнейшим страхом, это были не доводы; к тому же он понял, что лично утопил этот трижды грызаный флажок, будь он нежаден! От такого лютейшего невезения Шушка громко пискнул, прикусив до крови губу резцами.
