С дороги этого было не слыхать, но куртины огромных елей, премежаемые полянками и пролесками, уходили по местности в неослушимую даль на целые тысячи килошагов во все стороны, куда ни цокни — и это внушало довольство, потому как белки любили хвойнички. Покрытые сверкающими белоснежными шубами, ёлки казались просто идеальными, а раз казались так собственно и были. Пырючись на зимний лес — как впрочем и на летний — Макузь явственно чувствовал силы Мира, которые в том числе и его заставляли трясти и осмысленно радоваться всему сущему… грызь вряд ли смог бы цокнуть это точно, но именно Лес как часть Мира придавал ему большой импульс для дальнейшей возни, ведь Лес скрывал множество загадок, и Возня помогала находить ответы на них. Ну а Макузю приходилось трепать уже уцокнутую загадку насчёт свойств масел.
Как это бывало с ним чуть чаще чем постоянно, грызь вспоминал своих пушных родичей и с довольством приматывал ухом. Сейчас они были далеко, потому как из Распухяевых в Щенков сорвался он один, но это не особенно умаляло довольство — будет пух, обязательно схожу и выслушаю, почём перья, подумал Макузь. Тем не менее его самого удивляло, как это его так угораздило совершить такенную миграцию по территории — до родного околотка было очень изрядно расстояния, так что добраться реально только зимой на паровозе. Пожалуй, причиной миграции был завозившийся внутри лемминг, а когда тот успокоился — Макузь уже погряз в возне в химучгнезде, или как это называли, ХУГе.
Приходилось мотаться, как овечий курдюк, по всему Щенкову и окрестностям, дабы окинуть ухом все аспекты Возни; сдесь имелось достаточно промышленных объектов, использовавших нечто, похожее на масло, так что приходилось сильно издумать мысли, грузить дрова и работать по металлу. В частности, металл притаился в мехсарае, куда и направился Макузь. Механический сарай, или как его ещё называли «жараг», с виду мало чем отличался от любого другого сарая, только внутри содержал всякую фигню. В данном случае можно было мордозреть, как трое грызей в довольно немалом ступоре пырятся на агрегат, стоящий у открытых ворот сарая.
— Кло! — цокнул Макузь, по возможности подобравшись неслышно, так что грызи подпрыгнули от неожиданности.
Грызи поведали, что агрегат сдох, но они не могут понять почему. Макузь уставился на них двумя глазами так, чтобы видеть всех сразу — два белкача и белка были явно того вида, что имеют дикоживущие грызи, так что неудивительно. Для начала он осведомился, давно ли они эт-самое и всё такое; на что получил ответ, что недавно, осенью. Собственно с той же волной, что и Марисочка… кхм! Помотав головой, грызь вернулся к теме и расслушал наличное — с пухом было ясно, оставалось железо. Таковое представляло из себя трёхколёсный паровичок, какого обычно погоняли «козлом» — по большей части это была одноосная телега с небольшим котлом и большими ящиками для дров, спереди к которой прикручивался велосипед. Вдобавок сейчас всё это великолепие стояло не на колёсах, а на лыжах, в честь зимы.
