А потом — мятущиеся толпы беженцев, перроны, забитые людьми, билеты, купоны, бланки, продовольственные карточки…
И еще — бесчисленные анкеты…
«Имя? — Судха Синх.
Отец? — Микхла Синх.
Каста? — Кшатрий.
Земельные владения, недвижимая собственность? — Не имею.
Наличные деньги? — Не имею.
На какую сумму предъявляете иск о возмещении понесенных убытков?..»
Что мог он ответить на этот вопрос? Ведь единственным его достоянием было выращенное им манговое дерево, чьи плоды довелось ему отведать только раз, дерево, под сенью которого думал он мирно прожить с любимой женой до конца своих дней…
И Судха Синх делал жирный прочерк в этой графе.
В их домике всегда держался какой-то особый, только ему свойственный запах — запах родного очага. Им было пропитано все — от занавесок на окнах и до последней соринки. Где он теперь, этот запах?
Где теперь те летние ночи, когда он, лежа во дворе на веревочной сетке чарпаи, глядел в усыпанное звездами бездонное небо?
И где все мечты и надежды, которые он в те дни лелеял в своем сердце?
— Хиран, скажи-ка, кого ты подаришь мне раньше — сына или дочку? — спрашивал он жену.
— Ой, постыдился бы говорить такое! — смущалась Хиран и закрывала концом сари зардевшееся лицо.
— Ну, если не хочешь отвечать, я и сам скажу. Сперва у тебя родится девочка… Потом два мальчика-близнеца… А потом опять девочка…
— Помолчи! Не болтай попусту!..
— Младшая дочка, — продолжал он, словно не замечая, как смущается жена, — будет красивее всех. У нее, как и у тебя, будут мягкие, шелковистые волосы, такие же большие-большие черные глаза и такая же родинка на шее…
— Ты замолчишь или нет?
Судха Синх ничего не отвечал, подхватывал жену на руки и, покружив по двору, бережно опускал ее на траву под манговым деревом…
Где же теперь все это? Да и было ли когда-нибудь? Или был всего лишь короткий счастливый сон, обернувшийся тяжким кошмаром?
Судха Синх вдруг почувствовал такую нестерпимую боль в сердце, что уже не мог больше лежать. Он открыл глаза и сел. Его лошаденка плелась, едва переставляя ноги, и тонга судорожно вздрагивала на каждой выбоине. Они снова тащились по пыльному поселку дхоби. Солнце уже клонилось к западу, и косые тени домов протянулись до противоположной стороны улицы. Судха Синх дернул вожжами, чмокнул, и лошадка затрусила ленивой рысцой.
На стоянке он напоил лошадь, вытащил из-под сиденья ведерко с овсом и, поставив его перед лошадиной мордой, ласково похлопал ладонью по тощей спине своей кормилицы.
