— А, кроме Манори, Гани еще с кем-нибудь говорил? — с напускным равнодушием спросил Раккха и сделал глубокую затяжку.
— Нет.
— На, возьми, — он словно поперхнулся дымом и сунул чилам Лаччхе. Оглянувшись, Лаччха увидел, что в их сторону от пепелища идет старик, бережно поддерживаемый Манори. Лаччха быстро уселся на площадке и раз за разом торопливо затянулся. Его глаза испуганно перебегали с помрачневшего лица Раккхи на лицо убитого горем старика, медленно приближавшегося к ним. Манори шел на полшага впереди старика, как бы стараясь своим телом загородить его от Раккхи — насильника и убийцы. Но Гани еще издали заметил могучую фигуру борца, сидевшего у колодца. Гани сразу же узнал его.
— Раккха-борец! — удивленно воскликнул он, еще не доходя до колодца, и радостно, как лучшему другу, протянул Раккхе обе руки.
Напряженно вытянув шею и сощурив глаза, Раккха в упор смотрел на старика. В ответ на приветствие он издал лишь какой-то хриплый звук, словно прочищал горло.
— Раккха-борец, неужели ты не узнаешь меня? — опуская протянутые руки, печально сказал старик. — Я же Гани, Абдул Гани — отец Чирагдина!
Раккха окинул его подозрительным взглядом. В глазах старика светилась неподдельная радость. Даже морщины на лице будто разгладились. Нижняя губа у Раккхи еще больше отвисла, и из недр его туши наконец раздалось утробное рычание:
— Я узнал тебя, старый Гани!
Старик устало опустился на площадку у колодца и прислонился спиной к стволу смоковницы.
Люди в окнах застыли в напряженном ожидании, только изредка слышалось прерывистое взволнованное перешептывание:
— Наконец-то они сошлись лицом к лицу!..
— Сейчас-то Гани обязательно узнает, кто убил его сына.
— И что тогда будет!..
— Теперь уж Раккха ничего не сделает старику: нынче не те времена!..
— А то вот еще хозяин нашелся! Никому не дает даже палку воткнуть на пустыре!
— Теперь это место ничье — государственная собственность!..
— А Манори-то трус: почему он не рассказал старику, кто убил его сына, сноху и внучат?..
— Да ведь если бы Раккха был человек, а то ведь это бык бешеный! С ним только свяжись…
— …А как исхудал бедняга Гани! Как поседел! Борода-то стала вся серебряная…
Два человека у колодца долго молчали и не двигались.
— Ты посмотри, Раккха-борец, как все изменилось, — наконец тихо проговорил старик. — Уезжал — была семья и дом полная чаша, а вернулся — нашел лишь пепел да развалины! Одно пепелище… Но если правду сказать, будь моя воля — остался бы я доживать свой век на этом пепелище! — И глаза его наполнились слезами.
