«Молния» | страница 56



Старик Кучеренко предложил ему остаться на первых порах в их хате:

- Живи, Максим, чего там! Вместе оно по нынешним временам вроде веселее даже...

Селиться в чьей-нибудь семье Максиму не хотелось.

Но как раз сейчас приглашение было очень кстати.

И какую большую и неожиданную радость испытал он, когда старик Кучеренко, набивая самосадом старую, обугленную трубку, сказал:

- А Карпо словно чувствовал. Перед тем как уехать на восток, пришел к нам. "Кто его знает, что там и как со мною будет, - сказал он, - дело такое, война не родная мать. Хату, говорит, я замкнул. А вот это, попрошу, пусть у вас побудет". И оставил целый ящик всякого инструмента, из одежи кой-чего да еще сундучок с игрушками, вроде бы твоими.

Теперь рядом с Максимом были свои, советские люди, женщины и старики и, как оказалось потом, молодежь.

Еще растерянные, сбитые с толку внезапным появлением фашистов, еще оглушенные взрывами, пожарами, суровыми репрессиями и массовыми расстрелами...

И все они, молодые, пожилые и совсем старые, стремились понять, что же произошло, хотели услышать живое человеческое слово, осмыслить ход событий, найти в новой обстановке свое место, определить свою дорогу.

Хотели, но пока еще не могли, потому что, казалось, попали в глубокую яму, в которую не доходят голоса окружающей жизни. Их чувства были в значительной мере и Максимовыми чувствами. И кто же, как не он, должен был понять, что этих людей надо подбодрить, собрать, вооружить и направить живым словом правды...

Все, что касалось его отношений с "победившей властью", тоже стало складываться удивительно логично и значительно проще, чем ему поначалу казалось.

Максим хотел, как ему и советовали, как можно шире себя "легализовать" и создать с помощью такой "легализации" наилучшие условия для подпольной работы.

А ему будто нарочно охотно шли навстречу.

Бывший знаменитый гуртоправ, потом свиновод, а позже просто "спец", служащий конторы "Утильсырье"

(свиная шкура, кроличий мех, лекарственные растения, кости и тряпки), нынешний "шеф" района Мирон Рядненков сказал Максиму:

- Я тебя, парень, по правде сказать, совсем не знаю.

И должен сурово предупредить: мы, немецкая власть, всякого, кто будет политикой баловаться, не похвалим.

И с такими у нас не церемонятся... Немцы - нация культурная, любят, чтобы работали, и уважают... то есть я хотел сказать, значит, поощряют того, кто работает. А я знаю только, что Зализные давным-давно люди мастеровые, и надеюсь... И я тебя даже спрашивать не хочу... Работай... Мы эту, как ее, частную инициативу, - обеими руками... Потому что на частном интересе свет стоит. Словно... как бы это тебе так, по-простому... ну, как матица в потолке.