"Не давайте гитлеровцам хлеба, скота, фуража. Уничтожайте склады, немецкие средства связи. Не давайте восстанавливать взорванный сахарный завод в райцентре. Уничтожайте оккупантов и продажных полицаев!
Вместо хлеба, скота, сахара - пулю фашистским головорезам!"
Подпись под листовкой была короткая, загадочная:
"Молния".
Холодно, неприветно стало у полицая на сердце.
И страшно... Словно протянулась из ночного мрака чьято невидимая железная рука и, медленно, но неудержимо сжимаясь, сомкнулась ледяными клещами на Оверково;,!
горле.
- Где он, гад, ее взял?! - прохрипел Оверко, осторожно, с опаской, будто взрывчатку, возвращая Дуське листовку.
- Ш-ш-ша... выпытать надо, пока пьяный. Напоить до смерти... Давай сядем к столу...
Но добиться от Савки ничего больше не удалось, как ни старался, как ни улещивал его Дуська.
Все, что только мог, Савка уже "выдал". А теперь сидел вялый, размякший, разморенный домашним теплом, осоловевший от еды и самогона. Казалось, ничего не понимал и не слышал.
- Что уж там ему подливать! - осмелев, вздохнула беззубая бабка, покачав головой на полицаеву настойчивость. - Душа меру знает... Взяла свое, а больше и не примет, хоть ты ей что...
- Эге! - подхватил Онисим Калита, совсем уже пьяный. - Черево не дерево, а рубаха меру знает...
Хихикнула Варька.
Савка, как себя ни пересиливал, уже в самом деле ничего не мог. На какую-то секунду в нем еще раз что-то вспыхнуло, он даже вскочил на одеревеневшие свои ноги, шагнул к дверям, чтобы идти куда-то. Но Дуська толкнул его, не рассчитав силы; Савка пошатнулся и уже не попал на лавку, а свалился, как подкошенный, под припечек, на солому. Еще раз дернулся, почмокал губами и, свернувшись клубочком, сразу же тихонько засвистел носом.
В угарной от дыма и самогонного смрада хате залегла гнетущая, настороженная тишина. Не слышно было громового храпа Гуго Хампеля. Перестала хихикать Варька, почуяв что-то неладное, замолк и Ничипор Полторак.
Только Вилли Шнапс тянул да тянул из гармоники нескладный, тонюсенький, как ниточка, мотивчик навязчивой солдатской песенки...
4
Что случилось, никто в хате, кроме Дусыш да Оверка, толком так и не разобрал. Листовку Дуська никому больше не показал, и присутствующие могли лишь догадываться, что стряслось что-то гораздо более важное и страшное, чем Савкин тост. Но что? Пришибленные решительным и властным Дуськиным "нельзя", Дементьевы гости расспрашивать про это не решились.
