. Аристобул также писал об антропоморфных описаниях Бога. К ним относились не только понятные метафоры, такие как «рука Бога», обозначающая Его могущество в действии, но и такие, как упоминание о том, что Он «почил» в седьмой день творения (Быт. 2:2). По мнению Аристобула, это означало не прекращение деятельности, а установление непреложного порядка вещей.
В том же II в. до Р. X. пифагореец Нумений из Апамеи, который не имел никакого отношения к иудаизму, составил аллегорический комментарий к Ветхому Завету. Нумений интерпретировал его в духе платонизма, и именно ему принадлежит знаменитое высказывание: «Кто такой Платон, как не Моисей, говорящий по-аттически?»[184].
Но наиболее известным представителем иудео-александрийской традиции толкования был Филон Александрийский[185].
Филон родился в Александрии в богатой семье, принадлежавшей к потомственному священническому роду. Его родным языком был греческий, он получил классическое греческое образование, но не порывал и с ветхозаветной традицией, стремясь переосмыслить ее в духе эллинизма.
Филон Александрийский впервые ввел в библейскую экзегетику термин «аллегория», заимствовав его из греческой риторики, где тот бытовал как технический термин, обозначающий непрерывный ряд метафор. Для Филона аллегорический метод есть понимание текста как «обозначающего иное». Он различал «тело Писания», то есть его «внешний смысл», — и внутреннюю «душу Писания», для поиска которой необходимо аллегорическое толкование. Он считал, что Пятикнижие умышленно составлялось Моисеем так, чтобы под покровом мифа и исторического повествования скрыть от непосвященных смысл Божественного Откровения.
Другое новшество, внесенное Филоном Александрийским, — это поиск в библейском тексте философского смысла. В связи с этим он разделял аллегории на физические и этические, заимствуя, по всей видимости, эту классификацию у греческих толкователей Гомера. Однако сам термин «философия» Филон Александрийский понимает очень расплывчато. Об александрийских иудеях он писал как о занимающихся в субботний день «философией своих отцов»[186]. Филон считал Моисея человеком, достигшим «самих вершин философии»[187] и посредством общения с Богом познавшим «большинство наиважнейших [связей] в природе»[188]. Поскольку «красоту замыслов мироздания никто — ни поэт, ни сочинитель речей, — пожалуй, не смог бы восславить по достоинству, ибо они превосходят речь и слух»[189]
