В течение последующих недель Энрико был терпеливым больным, повиновавшимся каждому слову врачей. Но он возражал против сиделок. Он не мог понять, почему посторонние женщины должны находиться рядом с ним, и его раздражали уверения в том, что это их обязанность. К нему вернулась властность.
— Дора, — сказал он, — объясни вежливо синьорите, что я не хочу, чтобы она находилась в гостиной. Ты и Марио останетесь со мной, а когда будет нужно, мы ее позовем.
Я купила ему маленький золотой колокольчик, чтобы он мог вызывать меня, но редко слышала его звон. Каждый день я завтракала вместе с ним. Он обычно ел то, что ему готовил Марио: это были блюда его детства — такие, как чечевичный суп и манная каша. Днем он развлекался лепкой из глины и рисованием карикатур на врачей и сиделок. Гатти, взволнованный и нервный, был одним из немногих посетителей, которым разрешалось видеть Энрико. Приходил также мистер Чайлд, поздравивший Энрико с выпуском 28 из 40 пластинок, предусмотренных десятилетним контрактом.
Я думала, что он уже почти здоров, как вдруг однажды утром, в начале февраля, у него опять подскочила температура. К вечеру она поднялась до 40 градусов. Снова собрались врачи, а я, сидя в гостиной, ждала их решения. Доктор Лемберт ободряюще взял меня за руку и сказал:
— Недостаточен дренаж. Доктору Эрдману придется завтра снова оперировать.
Когда он добавил:
— Не беспокойтесь. Нам часто приходилось удалять ребра, — я поняла, что решается вопрос жизни и смерти. Мы решили не говорить Энрико об операции до утра, чтобы не волновать его с вечера. Когда все врачи и анестезиолог были в сборе, а операционный стол приготовлен, я пошла к Энрико. Он выслушал меня, не перебивая, а затем обратился к доктору Эрдману:
— Я хочу знать, что будет со мной. Отошлите всех и скажите, что операция состоится завтра.
На следующее утро, 12 февраля, доктор Эрдман снова раскрыл рану. В глубине раны находилось густое содержимое, удалить которое можно было лишь с помощью более эффективного дренажа. Для этого следовало устранить около четырех дюймов (10 см) ребра...
Я просила врачей не говорить о случившемся Энрико. Доктор Марри остался со мной, и мы вместе ждали, когда Энрико
проснется после наркоза. Проходили часы, но он все еще не приходил в сознание. В восемь вечера опять собрался консилиум. Решили, что он находится в коматозном состоянии.
— Миссис Карузо, вы должны попытаться разбудить его любым способом, — сказал мне доктор Стелла.
