— Я быстро оденусь, Дора, и мы отнесем подарки в театр. Ты успеешь наполнить коробочки?
Я ответила, что не задержу его, и он вышел. Дочка играла монетами, а я стала наполнять коробочки: 100 долларов для Филиппа, старого реквизитора, 50 для парикмахера, по 5 долларов каждому хористу... Я уже приближалась к концу длинного списка, как вдруг услышала крик Энрико и выбежала из комнаты. Опять крик. Я подбежала к его комнате одновременно с Марио и Дзирато. Крики неслись из ванной. Марио распахнул дверь и вытащил Энрико из ванны. Вместе с Дзирато они дотащили его до дивана. Энрико сел на край дивана и наклонился вперед.
Струи пота текли по его лицу и капали на пол. Я подбежала к телефону, и через пять минут прибыл доктор Марри — врач отеля. Он ввел Энрико кодеин и через несколько минут повторил инъекцию. Постепенно Энрико перестал стонать.
— Теперь он уснет, - сказал доктор, - позовите его врача. Если я понадоблюсь, то буду в своем кабинете.
Через десять минут Энрико открыл глаза и застонал. Дзирато, который не нашел доктора X., яростно звонил одному врачу за другим. Я уже не могла выносить стонов, нашла в ванной комнате бутылку с эфиром, смочила в нем платок и поднесла его к лицу Энрико. Он потерял сознание, но продолжал так жалобно стонать, что я заткнула уши пальцами. Вдруг отворилась дверь, я увидела высокого мужчину.
— Я доктор Эванс, — сказал он.
Он быстро осмотрел Энрико и сразу же поставил диагноз.
— Миссис Карузо, у вашего мужа острый плеврит, который может перейти в воспаление легких.
Он повернулся к Марио и Дзирато.
— Отнесите его в комнату и уложите в постель. Подложите побольше подушек. Потом позовете меня. А сейчас позвольте посмотреть ребенка.
Я сразу же почувствовала облегчение, принесенное уверенностью этого человека. Через час около Энрико уже дежурила опытная сиделка, и я немножко освободилась. Я собрала разбросанные монеты, отослала их в театр, привела в порядок цветы, о которых все забыли. Доктор в последний раз осмотрел Энрико. Испуганные слуги легли спать. Пожелав Нэнни спокойной ночи и поцеловав дочку, я вернулась в гостиную. Вокруг елки и на столах лежали нераспечатанные пакеты с подарками. Энрико спокойно спал. Рождество окончилось, и все в доме успокоилось.
На следующее утро доктор Эванс созвал консилиум врачей — Самуэля Лемберта, Антонио Стеллу и Фрэнсиса Марри. Все они пришли к общему мнению — острый плеврит, перешедший в бронхиальную пневмонию. Я не подозревала, что плеврит может дать столь серьезные осложнения. Через три дня, когда сиделка и я находились у кровати Энрико, он вдруг начал задыхаться. Лицо его почернело.
