Я спел очень хорошо, и слушатели пришли в экстаз. Финал прошел отлично, и после спектакля я был вынужден трижды выходить один. Все окончилось хорошо, только сопрано была очень расстроена. Прости меня, пора спать. Пожелай мне спокойной ночи.
Любящий тебя Рико.
5 октября Карузо пел в «Кармен» — в спектакле, состоявшемся на открытом воздухе в «Эль Торео», — впервые на арене для боя быков в присутствии 22 000 зрителей.
Мехико
Понедельник, 6 октября 1919 года
19 часов
Моя дорогая Дора!
Только сейчас я смог взять перо и начать писать тебе. Надеюсь, ты не рассердишься за то, что я отправлю тебе небольшое письмо, но иначе я не смог бы отослать его вовремя. Начye c описания вчерашнего дня с того момента, как я расстался с тобой в нашей переписке. После всех приготовлений я отправился на Plaza. Это арена для боя быков, на которой установили сцену для оперного представления. Она была ярко освещена солнцем. Голос мой звучал несколько тускло, и это меня беспокоило. Я быстро оделся, прополоскал горло и вышел на сцену Меня встретили аплодисментами, но не очень дружными и начал петь. Голос звучал тяжело, но я понял, что к концу акта распоюсь. Наступил дуэт с Микаэлой, певшей плохо. Я нервничал и в конце дуэта звучал неважно, хотя публика аплодировала. С этого момента стала меняться погода. Огромные тучи затянули небо, и в конце первого акта пошел дождь, так что мы с Кармен совершенно промокли. Мы полагали, что публика разойдется, но никто не двинулся с места. После первого акта немного аплодировали. Второй акт начался под проливным дождем, и на это стоило посмотреть. Все вокруг было усеяно тысячами зонтиков. Мы не видели голов слушателей и не слышали оркестра. Мы надеялись, что спектакль вот-вот прекратится, но слушатели не уходили. Я начал петь романс и в середине дал кикс на одной из нот (виноват в этом дождь). Мелькнула мысль: «Сейчас начнется скандал», — но никто не издал ни звука. Я с воодушевлением закончил романс. Публика горячо аплодировала. А дождь все усиливался. После окончания акта нас вызывали пять раз. Было очень забавно смотреть на трибуны сплошь усеянные зонтиками. В третьем акте погода стала ещё хуже, а в конце его просто невыносимой. Я спросил: «Когда мы прекратим петь?». Мне ответили: «Когда этого пожелает публика». Но никто этого не желал. В конце третьего акта я распелся, и мне много аплодировали. Кому-то в голову пришла неудачная мысль сказать слушателям, что представление не будет продол жаться, так как актеры не хотят больше петь при такой погоде. В этот момент я был в уборной и готовился к последнему акту, вдруг я услышал сильный шум. Наши уборные были расположены там, где готовят к бою быков. Я послал узнать, в чем дело. Когда мне сообщили, что это волнуется публика, я просил объявить, что представление продолжится. Это было сказано вовремя, так как уже начали ломать сцену. Мы закончили оперу под сплошным ливнем, и половина зрителей, безусловно, ничего не слышала из-за шума дождя. Мы все промокли и, наверное, только поэтому имели успех, так как актерски оказались слабы. Пресса отнеслась к нам благосклонно, и лишь в одной газете написали, да и то в добродушном тоне, что я выступал неудачно.
