Дальше Сафронов не стал смотреть на часы, не до того было.
Раненых нужно было принять. Разгрузить. Оформить документацию. Напоить. Накормить. Ввести сыворотку. Дать противошоковую жидкость. Согреть.
А в первую очередь заняться тяжелыми. Вывести из шока. Упредить шок. Подбинтовать. Поправить шины. Наблюдать. Ухаживать.
На глаза попадались легкораненые. Они просили есть, пить, курить, помощи, отправки. Они орали, шумели, лезли под руку.
— Ходячим освободить палатку! — не выдержал Сафронов. — Трофимов, расстелить байковый намет. Не хватит мест — класть прямо на траву. С ними ничего не случится. Это не тяжелые. Если замерзнут, повернуться могут.
Он бегал из палатки на улицу, от одного человека к другому, от сортировки к хирургии, к перевязочной. Он не видел, не различал лиц. Все были на одно лицо — раненые. Мелькали белые повязки. Красные пятна крови. Белое. Красное. Белое. Красное.
— Эй, санбат!
— Пить… Пить…
— Кто тут принимать будет?
— Сестра, сделай укольчик.
— А отправка скоро?!
— Спать! — приказал Сафронов. — Все сделаем. Не сразу. Не всем одновременно.
Он уже не требовал жетонов, не требовал «раз и навсегда заведенного порядка». Сестры не сидели сложа руки. Едва поспевали подбинтовывать, делать уколы, проверять жгуты, поить, кормить, показывать санитарам, как поддержать голову, как накормить с ложечки.
— Скоро там? Болит! Хоть и ходячий, а кость перебита.
— А ну-ка, Галкин!.. Галкин! Где Галкин?
Санитар стоял под сосной, курил с ранеными и травил анекдоты.
— Слушаю, товарищ гвардии капитан…
— Что ж вы?!
— Я ж на минуту. Поднять моральное состояние. И чтоб в палатку не совались.
— Проверьте, кто там кричит, на боль жалуется. Сюда, на свет его.
Сафронов отобрал троих тяжелых, с посиневшими пальцами, с сухими губами.
— За мной… Белякова, присмотрите.
— Видишь? — Люба — подружке.
— Пока суета. — Стома передернула плечами. — Хоть жетонов не требует.
В перевязочной три стола. Работают Бореславский, Чернышев и сам комбат, Лыков-старший.
— Товарищ капитан!
Лыков-старший в маске. Глаза блестят. На лбу, на бровях капельки пота.
— Вот еще трое. Поток не уменьшается. А как с эвакуацией?
— Прервусь, Загляну. Работайте. Шок не проморгайте.
Оказывается, рассвело. Сафронов не придал этому значения, просто увидел, что наступил день. И все. Думал о другом, о деле. Машины шли. Раненые скапливались. Возле его палатки целый табор.
Появился комбат. Сафронов обошел с ним ожидающих помощи. Сначала в палатке, потом — вокруг нее.
