– Кто сыграет со мной в эту игру? – Леди Дадли держала в руках шахматную доску.
– В шахматы? – Леди Ирвинг вскинула брови. – Только не я. Здесь ведь нельзя делать ставки.
– Очень даже можно, – возразил старший Резерфорд. – Правда, обычно партия занимает слишком много времени. Но можно делать ставки на то, какая фигура будет «съедена» следующей. Или на то, кто первый заберет определенное количество фигур противника.
Леди Ирвинг одобрительно кивнула.
– Неплохо, Ричард, неплохо… У вас гораздо более изощренный ум, чем я полагала изначально.
– Выходит, никто не хочет играть со мной в шахматы? – Виконтесса, явно разочарованная, сложила доску.
– Леди Ди, я охотно с вами сыграю, – с улыбкой произнес ее супруг. – Какие фигуры вы предпочитаете?
Виконтесса достала из кармана горсть раскрошившегося печенья. Когда же виконт разложил доску на столе, она поместила по кусочку в каждую из шестидесяти четырех клеток.
– Замечательно, леди Ди. Первый ход за вами.
Виконтесса немного подумала, потом спросила:
– Может быть, позвоним и скажем, чтобы подали чай?
Лорд Дадли промолчал, – возможно, не услышал вопроса. Его плечи были опущены, а спина, казалось, согнулась еще больше. Одрина никогда не наблюдала подобной степени одиночества, тем более – в оживленной компании. Жизнь виконта клонилась к закату, а его жена все больше теряла связь с реальностью. К тому же из-за стаи преданных собак их страдающей аллергией невестке приходилось значительную часть времени проводить в уединении.
Одрине вдруг ужасно захотелось сказать: «Я остаюсь с вами». Но она прекрасно понимала, что это было бы не лучшее решение. И поэтому сделала то, что в данный момент было в ее возможностях.
– Леди Дадли, пожалуйста, позвольте мне распорядиться насчет чая, – попросила она. – И если вы не против, то я была бы рада разлить его.
Когда внесли поднос с сервизом, Одрина расставила чашки в соответствии с предпочтениями каждого. Это был привычный ритуал с минимумом движений, привносивший покой и умиротворение еще до первого глотка свежезаваренного напитка.
Одну из чашек она протянула Ричарду Резерфорду. Тот в задумчивости смотрел на огонь, пылавший в камине, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы выйти из оцепенения.
– Благодарю, миледи, – сказал он. Его улыбка была такой же теплой, как и только что налитый для него чай. Старший Резерфорд обладал более любезными манерами, чем его сын, который с минуту созерцал поднос, после чего заявил, что предпочел бы выпить кофе. И тот факт, что Джилс при этом подмигнул, мало что менял.
