Разговор с Рожалиным никак не возникал, и неловкость, которую ощущали художники, не проходила. Рожалин, впрочем, давно перестал обращать на них внимание. Задумчиво и напряженно смотрел он вперед, словно ожидал увидеть что-то необыкновенное.
В тишине был слышен неторопливый топот копыт и стук колес экипажа.
— Какая торжественность, истинно говорю, — как бы про себя сказал Рожалин, — Ах, что за страна Италия! Диво дивное. Италии выпал счастливый жребий — быть известной всему миру. От времен возникновения и до сегодняшнего дня. Эпоха римских царей, время римской республики с консулами и триумвирами, могущество римских императоров… Я думаю иногда: может статься, история какого-нибудь северного или восточного народа не менее ярка, не менее захватывающа и грандиозна, но мы ее не знаем, нам об этом ничего неизвестно. А Италия — всеобщее достояние. Как бы ни делили ее между собой Испания, Франция, Австрия, как бы ни складывалась ее судьба, кто бы ею ни правил, она ни на минуту не сходит с исторической арены. Утратилась политическая власть, она стала во главе искусства: явились великие итальянские художники и поэты — Рафаэль и Данте. Италия до сего дня остается во главе художественного мира. И вот даже вы, друзья мои, нагрянули сюда из северной варварской страны постигать итальянское искусство…
Рожалин рассмеялся. Григорий покачал головой:
— Италия живет воспоминаниями и прошлым искусством. Современникам нечем хвастать.
— Говорите, Италия живет воспоминаниями? — живо подхватил Рожалин. — Ну нет! Вы ослеплены галереями, картинами великих мастеров, и вам неведома подлинная жизнь Италии, неведомо, что тюрьмы Рима, Пьемонта, Неаполя наполнены арестованными гражданами. Вы еще ничего не слышали о Мадзини…{35} Я уверен: история Италии впереди. Не может эта удивительная страна оставаться разгороженной на княжества и королевства. Истинно так!
Что говорит Рожалин, о чем пророчествует? — Александр нечаянно взглянул на Григория и поразился: таким подавленным никогда его не видел. Сдвинув брови к переносице, Григорий изо всех сил сдерживался, чтобы не заплакать.
— Что с тобой?
Григорий отмахнулся, не обращай внимания, сейчас пройдет. И точно, сейчас все и прошло. Через минуту он запел:
Ой у лузи та й пры берези
Червона калына;
Породила та удовонька
Хорошего сына…
Пел Григорий в полный голос — даже веттурино оглянулся, а потом как-то странно засмеялся, завсхлипывал, ладонью растирая по лицу слезы.
