— В-вот, х-хорошо… я в-все сделала… т-ты т-только не стреляй б-больше…
— Так-то лучше, — сказала Вэйнз, не обратив внимания на лепет полицейской. — А теперь встань на колени и достань наручники. Живее! — прикрикнула она. — Чем скорее я с вами, «шакалами», распрощаюсь, тем больше шансов у этой мрази (она снова крутнула сломанную кисть мужчины и та снова завыла) добраться до больницы.
— Д-да, к-конечно… т-ты т-только н-не стреляй… — полицейская медленно достала наручники из кармана на широком поясе и опустилась на колени.
— Т-только н-не стреляй…
— Да заткни ты пасть! Заладила! Наручник — на левую ногу! Другой — на правую руку! Быстро! И фонарик рядом положи… перед собой, так, чтобы на тебя светил!
Продолжая зациклено лепетать себе под нос просьбы не стрелять, полицейская сделала все, как требовала Вэйнз. Скинув с себя ее раненную напарницу, Вэйнз быстро проделала с той то же, что перед тем выполнила старшая «шакалка»: достала наручники и приковала руку к ноге.
Управившись, Вэйнз забрала у раненой рацию и комм и подошла к старшей. Она подняла с земли фонарь и направила луч в лицо полицейской. Лицо было симпатичным, даже красивым; короткая, как у большинства «шакалов», стрижка; глаза — большие, светло-зеленые; цвет кожи свидетельствовал о частых посещениях солярия. Андрогин была моложе Вэйнз, — лет около тридцати (может, двадцать семь-двадцать восемь); она смотрела испуганно, наверняка понимала, что, выстрелив один раз в ее напарницу, Вэйнз сможет выстрелить снова, только уже в нее.
— Как звать?
— Хеффа… младший сержант констебль Ниль Хеффа, — пробормотала полицейская.
— Хеффа… Послушай, Хеффа. Твоя напарница… Лед? — Хеффа быстро покивала головой. — Лед ранена в живот… Ранена потому, что вы с ней пытались ограбить меня и, возможно, убить… Наверняка бы это сделали… — Вэйнз запустила руку за отворот плаща и достала стопку золотистых картбанкнот номиналом по сто и двести эксплор. — …из-за денег… Вы же уже так делали? убивали людей из-за денег? — В этот момент в глазах полицейской промелькнул настоящий животный страх, лицо ее сделалось бледным, губы задрожали, но она так и не ответила, только стала смотреть на Вэйнз умоляюще.
— Понятно… — помолчав, изменившимся голосом сказала Вэйнз. — В общем, поступим так…
В трубе воняло так, что слезились глаза. Уровень воды, сильно разбавленной мочой и дерьмом, доставал Вэйнз только до середины бедра и это радовало, — от одной мысли о том, что отвратительная жидкость могла бы сейчас омывать ее пенис и вагину, Вэйнз становилось дурно. Она брела по коллектору, освещая путь полицейским фонариком, стараясь не касаться руками стен и мерзкой жидкости.
