Я шла и думала: «Только бы… что? Только бы поскорей оказаться дома!»
Еле передвигая ноги, я скользила взглядом по стенам, выкрашенным в жуткий зеленый цвет, дешевому линолеуму, местами протертому до дыр, и отчетливо понимала: я больше никогда всего этого не увижу. Будут другие стены, другие интерьеры, но этого коридорчика, такого знакомого и такого родного, уже не будет.
Я шла и мысленно прощалась со всем, что стало мне безумно дорого за эти пять лет. Шла и твердила, как заклинание: «Только бы не расплакаться здесь! Только бы продержаться и не показать им, до чего же мне больно и обидно!» Да, вот оно, точное слово. Именно обидно. И совершенно непонятно, почему банк себя так повел. Ведь только позавчера все было в полном порядке, и с банком мы расстались в наилучших отношениях.
Но тут я подошла к комнате, где сидела наша команда. Из-за полузакрытой двери до меня донеслись обрывки диалога. Я сразу узнала голоса. Резковатый, будто со скрипом, принадлежал нашему главному редактору — Виктору Петровичу. Ему возражал низкий, грудной и весьма сексапильный. Его обладательницей была Аллочка Преображенская, лицо нашего канала и любовница шефа.
— Это просто дикость какая-то! Неслыханно! Уволить талантливую журналистку, даже не разобравшись в ситуации! — гремел Виктор Петрович.
— Да где вы видели этот талант? — томно промурлыкала Преображенская. — Я, например, рада, что она уйдет! Мы, в конце концов, не можем себе позволить работать с непрофессионалами.
— Да бросьте, Аллочка! Вы всегда были к ней несправедливы. Лера — профи с большой буквы! Я не понимаю мотивацию шефа. Но попомните мои слова: он горько пожалеет о своем решении. Такими кадрами не разбрасываются!
— Виктор Петрович, на вашем месте я бы не вмешивалась. У вас у самого рыльце в пушку, вы же пропустили этот злосчастный материал.
Преображенская помолчала, а потом елейно-противным голоском добавила:
— И вообще, скажу вам по секрету, ее увольнение было только вопросом времени.
Это была последняя капля, прорвавшая плотину моей сдержанности. Даром, что ли, я львица по гороскопу. Я уже не могла больше все это терпеть. Мне хотелось рывком открыть дверь и отпустить на волю чувства… Выдать Преображенской по полной программе. Сказать все, что на самом деле о ней думаю, напомнить, каким именно образом она получила свое место в нашей команде. Я уже приготовилась к «прыжку», чтобы вцепиться во врага, но… Тут я словно услышала голос отца: «Никогда не отвечай хамством на хамство. Учись сдерживаться! Ты же королева зверей, не тушканчик!» И мне стало стыдно, что я хотела опуститься до уровня базарной разборки…
