Тишина. Безлюдье. Ни души! Кишлак будто вымер.
— Эшнияз! — позвал Виктор. Сказал ему с нервной усмешкой: — Людей-то в самом деле не видно! Может, и нет тут никого?
— Есть! — зло выкрикнул Эшнияз. «Они мне не верят», — мрачно думал он. — Хотите — подымусь вон туда и стану кричать? Я так закричу — все повыскакивают!
— Почему же они притаились? Боятся нас?
— Притаились, — согласился Эшнияз. — Бандиты знали, что мы придем, ну и… припугнули.
— Похоже, что так.
Виктор погнал коня. Отряд поскакал за ним.
За мостом дорога пошла каменистая, извиваясь, она ползла вверх. По обе стороны ее тянутся глухие стены домов и сараев.
На тихой улице стук копыт по камням, даже пофыркивание лошадей раздаются так громко, что, казалось бы, все вокруг должно пробудиться, ожить. Нет — даже собак, и тех не слышно, не видно.
Отряд двигался вперед, прислушиваясь к тишине. Улица свернула на широкую поляну. Спешились перед домом с толстыми колоннами и открытой верандой.
14
Снег на поляне недавно вытоптан. Конечно, люди уже должны были собраться на утреннюю молитву.
Курбан, поднявшись на айван, усеянный пометом голубей, не увидел здесь следов. В углу, свернутые трубой, прислонены к стене циновки. Теперь не только Курбану — всем ясно: бандиты ушли из кишлака.
— Эшнияз, созывай! Покричи, да погромче! — сказал Курбан и, заложив руки за спину, с важным видом принялся расхаживать по айвану. Остановившись возле Виктора, стал рассказывать, как еще совсем недавно он бывал здесь и каким цветущим местом выглядел тогда кишлак.
Рассказывая, он сбивался и время от времени нервно покашливал.
Виктор понимал его состояние: волнуется парень, соберется народ — ему говорить, а разговор редко получается таким, к какому готовишься. Бывает, настроишь себя на долгие разъяснения, что такое Советская власть, весь мокрый будешь, пока убедишь, что эта власть — для народа, для бедноты, а тебя поймут с полуслова, и уже не надо никаких других слов, все готовы идти, куда ты поведешь, жить так, как ты скажешь. Но чаще бывает наоборот… Накричишься до хрипоты — и не убедил. А еще чаще — и высказал все, и поняли тебя, и уже ушел из кишлака, с гордостью оглядываясь на красный флаг, а едва скрылся из виду — там все опять с ног на голову, все по-старому…
— Эй, вы, мусульмане! — закричал Эшназар. — Почему не выходите? Эге-ге-ге, люди! Вы слышите?! — Послушал эхо, проворчал: — Молодцы-храбрецы!
А еще горцами называются! Горцы, говорят, смелы, бесстрашны! А эти…
