— Уехал ли хазрат в Афганистан?
— Так сказал Бакибай… Шесть месяцев спустя! А где он был до того, убейте — не знаю! Бакибай тоже не знает.
— Теперь ты подумай вот о чем… Скажем, попадешь ты в окружение Ибрагимбека… как себя держать? Все знают, что ты ученик хазрата. Начнут расспрашивать, выяснять твое отношение к нему. Да и тебе самому выгодно напомнить о своей близости к большому человеку. Использовать ее в наших целях.
— Хорошо…
— Конечно, я приказывать тебе не могу, но без твоей помощи… Сам понимаешь.
— Я все понимаю.
— Нам еще о многом надо поговорить. Но на сегодня хватит.
— Я могу быть свободен?
— Свободен, свободен! — Арсланов с улыбкой потрепал Курбана по плечу. — Замучил я тебя вопросами.
4
Курбан вышел. Совсем другими глазами смотрел он теперь на вытянувшиеся слева и справа длинные айваны, на глянец очищенного от снега каменного двора, мощенного квадратным жженым кирпичом, на замерзший по краям водоем, на противоположном берегу которого виднелись Малое медресе и мечеть.
Ему предстояла поездка в Кукташ к самому Ибрагимбеку. Для чего? Об этом знают в Бухаре, и Арсланов знает. Уже теперь Курбан должен продумать все до мелочей, как он, ученик хазрата, должен вести себя там. Кстати, где же все-таки хазрат?.. Арсланов опять расспрашивал о нем. Зачем ему это?
Спускаясь по лестнице, Курбан поскользнулся. Только теперь он заметил, что и здесь ступеньки могут быть скользкими. Подумал, случается поскользнуться на сухом, оступиться на ровном… Вспомнилось: в своем маленьком дворе, в гузаре Тузбазар, сходя с супы, неловко шагнул, упал, больно ушибся… Когда же это было? Да, тогда человек хазрата постучал в ворота рукояткой плетки. Курбан стоял на айване, с неосознанным страхом поглядывая на дверь, за которой умер его отец.
Почему ты не заглянешь туда, Курбан? Это твой дом! Ты непременно должен зайти, ведь скоро ты уйдешь из Байсуна. Уйдешь надолго, может быть, навсегда. Кто знает, вернешься ли?
Курбан быстро прошел через толпу бойцов, местных продотрядчиков, не доходя до ворот, свернул за угол какой-то постройки и оказался перед конюшней, вытянувшейся позади главного двора усадьбы. Еще издали, почуяв хозяина, Гнедой протяжно заржал.
Гнедой!.. Его верный товарищ! Сколько раз он спасал ему жизнь.
До Гнедого у Курбана была тощая кляча — сущее наказанье! Как ни откармливал — а все кожа да кости, и невозмутимая лень.
Недалеко от Гузара Арсланов познакомил его с Каримом Рахманом, сыном конокрада. Кто знает, пошел ли он по стопам отца, а что толк в лошадях знает — это точно. И тогда, стоя на берегу сая, смотрели на пасущихся неподалеку коней; Карим указал на поджарого Гнедого: «Вот — конь!.. Скоро оценишь, что значит настоящий конь… Немного с норовом, по это ничего, это даже хорошо: приручить — будет предан, как собака. А свою доходягу брось здесь. В этом мире и волкам причитается»…
