– Возможно, он увидел то, что видеть не надо, – предположил Амиар. – Заброшенные кластеры часто используются для хранения контрабанды.
– Не слишком ли странный способ для расправы над случайным свидетелем? Ему ведь даже не свернули шею, ее как-то странно… надломили, что ли… Да и потом, здесь есть море. Если бы мне надо было спрятать труп, я бы бросила его туда – и его бы точно не нашли!
А вместо этого убийца молодого тролля оставил труп у всех на виду, в карусели – которая включилась, когда Амиар и Дана подошли к ней. Это настораживало больше всего.
Девушка сосредоточилась на своих способностях, проверяя их окружение, но это ни к чему не привело.
– Не могу уловить тут никакой жизни, – признала она.
– Потому что ее здесь и нет. Мы с тобой – единственные живые существа в Радужном змее, без вариантов. Этот мир слишком маленький, если бы тут кто-то был, я бы почувствовал сразу.
– Но кто тогда убил его? – Дана кивнула на тролля.
– Понятия не имею, это было не меньше пяти лет назад. Судьба парнишки прискорбна, но с нами она никак не связана, надо продолжить поиски.
Он вернулся обратно на дорогу, а Дана все никак не могла отойти от мертвого тролля. Она знала, что в нем не осталось ни капли жизненной энергии – она бы такое почувствовала. И все равно ей казалось, что он смотрит на нее и просит о помощи.
Карусель резко дернулась и снова начала вращаться, приводя Дану в себя. Девушка едва удержалась на ногах и бросила возмущенный взгляд на Амиара.
– Эй! Если хотел меня поторопить, мог бы просто сказать!
– Я ничего не делал, – насторожился Амиар. – Просто энергия, вращающая карусель, усилилась. Слезай оттуда, быстро!
Так, пожалуй, и следовало бы сделать – но Дана уже не думала об этом, ей было не до него. Ей показалось, что она слышит приглушенный смех, то ли детский, то ли женский, и за спиной у нее вдруг стало холодно. Медленно, будто во сне, она обернулась, хотя инстинкты кричали, что нужно бежать вперед, к Амиару, а назад даже не смотреть.
Дальше все происходило за доли секунды, так быстро, что Дана не успевала понять это, осознать, и делала лишь то, что велело подсознание. Она увидела за собой неясный силуэт, болезненно худую фигуру в белых лохмотьях, увидела бледное лицо, искаженное криком, которого не было слышно. Кажется, лицо было женским, но точно она не знала – в нем осталось слишком мало человеческого. Зато в ее память врезались мутные, как облака тумана, глаза и похожий на черный провал рот.
