— Цинциннатский галстук? Это не расовое оскорбление. Это форма секса. По-моему. Кажется.
— Тут не только оскорбления, — пояснил рав.
— Знаете, я почти уверен, что и "вшивый араб" — это тоже форма секса.
— Мне остается только поверить вам на слово.
— Я к тому, что, может, мы вообще не так поняли этот список.
Вновь не слушая мужа, Джулия спросила:
— А что об этом говорит Сэм?
Рав запустил пальцы в бороду, выискивая слова, будто макака, выискивающая блох.
— Он не признается. Категорически. Но до урока этих слов там не было, а за этим столом сидит только он.
— Это не Сэм, — сказал Джейкоб.
— Его почерк, — заметила Джулия.
— В тринадцать у всех мальчишек почерк одинаковый.
— Он не смог объяснить, как там оказался листок, — сказал рав.
— Он и не обязан, — заметил Джейкоб. — И кстати, если Сэм написал эти слова, то чего ради он оставил листок на столе? Дерзость доказывает его невиновность. Как в "Основном инстинкте".
— Но в "Основном инстинкте" она же и убила, — вступила Джулия.
— Она?
— Ножом для колки льда.
— Наверное, так. Но это кино. Ясно, все подстроил какой-то ученик, настоящий расист, затаивший злобу на Сэма.
Джулия обратилась к раву:
— Мы все сделаем, чтобы Сэм понял, почему его записка так оскорбительна.
— Джулия, — вступил Джейкоб.
— Достаточно ли будет извиниться перед учителем, чтобы не отменять бар-мицву?
— Именно это я собирался предложить. Только, боюсь, слухи об этой записке уже прошли в нашей общине. Так что…
Джейкоб громко и с огорчением выдохнул — привычка, которую либо он передал Сэму, либо сам перенял у него.
— И кстати, оскорбительна для кого? Огромная разница — разбить кому-то нос или боксировать с тенью.
Рав посмотрел на Джейкоба.
— У Сэма были какие-нибудь проблемы дома? — спросил он.
— Его перегружают домашними заданиями, — начала Джулия.
— Он этого не делал.
— И он стал готовиться к бар-мицве, а это, по крайней мере в теории, еще час каждый вечер. И виолончель, и футбол. А у его младшего брата Макса сейчас возрастной кризис, и это для всех испытание. А самый младший, Бенджи…
— Похоже, у него куча забот, — подытожил рав. — Тут я ему безусловно сочувствую. Мы много требуем от детей. Столько никогда не требовали от нас. Но боюсь, расизму у нас места нет.
— Конечно, — согласилась Джулия.
— Секунду. Теперь вы называете Сэма расистом?
— Я этого не сказал, мистер Блох.
— Сказали. Только что. Джулия…
— Я не помню точных слов.
— Я сказал: "Расизму нет места".
— Расизм — это то, что исповедуют расисты.
