— Счастье?
— Счастье.
— Чье счастье?
— Мое счастье. И Дженнифер тоже. Наше счастье, но по отдельности.
— Гонясь за счастьем, мы убегаем от удовлетворения…
— Ну, ни мое счастье, ни мое удовлетворение точно не рядом с ней. И ее счастье точно не возле меня.
— Где же оно? Под диванной подушкой?
— Строго говоря, под ее учителем французского.
— Черт! — воскликнула Джулия, громче, чем намеревалась, припечатав себя по лбу стальной ручкой.
— Не понимаю, почему ты так реагируешь на хорошие новости.
— Она даже не говорит по-французски.
— И мы теперь знаем, почему.
Джулия поискала взглядом анорексичную продавщицу. Лишь только затем, чтобы не смотреть на Марка.
— Ну а твое счастье? — спросила она. — Какой язык ты не учишь?
Он рассмеялся:
— Пока мое счастье быть одному. Я всю жизнь прожил с другими — родители, подружки, Дженнифер. Наверное, мне хочется чего-то другого.
— Одиночества?
— Один — не значит одинокий.
— Эта ручка совершенно уродлива.
— Ты расстроилась?
— Чуть больше сплюснуть, чуть больше вытянуть. Ну ведь не ракетостроение.
— Именно потому ракетостроители не занимаются ручками.
— Не могу поверить, что ты даже не упомянул детей.
— Это тяжело.
— Как это все скажется на них. Как скажется на тебе — видеть их в строго определенное время.
Джулия прижалась к витрине, чуть откинувшись назад. Как ни устраивайся, разговор не станет приятным, но так, по крайней мере, удар немного отклонится. Она положила стальную ручку и взяла другую, которая, если честно, напоминала с дилдо, что подарили ей на девичнике перед свадьбой 16 лет назад. Та штука столь же мало напоминала фаллос, как эта дверная ручка дверную ручку. Подруги смеялись, и Джулия смеялась, а через четыре месяца она наткнулась на подарок, обшаривая шкаф в надежде передарить нераспакованный венчик для взбивания маття[4], и поняла, что то ли скука, то ли разгул гормонов вполне располагают ее попробовать. Ничего хорошего из этого не получилось. Слишком сухо. Слишком вяло. Но теперь, вертя в руках эту смешную шишку, она не могла думать ни о чем другом.
— Мой внутренний монолог прервался, — сказал Марк.
— Твой внутренний монолог? — переспросила Джулия с презрительной ухмылкой.
— Именно.
Она вручила Марку болванку:
— Марк, поступил звонок от твоего внутреннего монолога. Он захвачен в заложники твоим подсознанием в Hигeрии, которому ты должен перевести двести пятьдесят тысяч долларов до конца дня.
— Может, это прозвучит глупо. Может, покажется, эгоизмом…
