Ольга Берггольц: Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы | страница 81
Вот только что я сходил в обком и высказал свою точку зрения на известного тебе кабардинского писателя Шогенцукова. Я пришел к заключению, что он не был муллой, а предположения о том, "вдруг он не есть тот, за кого выдает", при всей вероятности этого (а некоторая вероятность этого есть), все же является перестраховкой. Линия в отношении его будет выправлена. Ты знаешь, что я только с ним познакомился, что я рисковал, поступая так. Но так я делал всегда. Я иногда бывал беспощадным, но никогда бездушным. Н. Молчанов может думать обо мне все что угодно – ты знаешь, как я его самого расцениваю. Но ты – знающая меня в течение стольких лет! Неужели я удовлетворюсь жалким подобием брака с тобой – брака, основанного на взаимном сговоре умалчивать по самым острым вопросам жизни? Я тебя люблю – очень люблю – именно потому такого рода отношения я мог переносить только временно, только до возвращения Ольги. Зачем я пишу тебе все это? Ведь, казалось бы, ты исчерпывающе изложила, и много раз изложила, свою точку зрения. Надеюсь ли я, что ты ее изменишь. Мало надеюсь, вернее, совсем почти не надеюсь. Но если бы я посчитал себя в деле с письмами неправым (курсив мой. – Н. Г.), я не стал бы переползать на твою точку зрения, я прямо бы сказал об этом. Думаю, что так же и ты.
Именно потому, что я тебя люблю, – для меня вопрос той или иной оценки тобой моего поступка – есть вопрос крайне важный. Ведь ты же знаешь обо мне все – и есть поступки, которые, я сам это знаю, являются моими срывами и моими ошибками, – и я сам говорил тебе и давал отрицательную оценку себе. Но именно потому, когда я знаю, что поступил правильно, я должен иметь твое одобрение. Это вопрос чести, не внешней – для других чести, – а самой дорогой и нерушимой, внутренней чести (помнишь Сашино: "жил честно")… У меня бывали минуты слабости, упадок сил душевных и физических, в тех тяжелых условиях, которые были той дорогой передового человека, коммуниста, – которую я себе избрал, – но я не сдавался перед врагами, не выдавал друзей и без всяких фраз выполнял те элементарные обязанности, которые надлежит исполнять советскому гражданину, – именно к такой обязанности меня вынудили письма Николая (курсив мой. – Н. Г.). Впрочем, ты все тут знаешь. Новое для тебя только то, что я не могу и не хочу продолжать наши отношения на том социальном базисе, на котором они сейчас находятся. Если дальше умалчивать, так этот базис будет только съеживаться – медленно и нехорошо…