.
Ольга, как и ее товарищи, убеждала себя в том, что все происходящее – правильно. Но давалось ей это с трудом. Она была ближе всего к коммунистам ленинского призыва, и, хотя ими руководило чувство социальной справедливости, они были способны на сочувствие и не одобряли творящегося беззакония. Однако Сталину они были уже не нужны. Ему не нужна была их инициативность, искренность, жертвенность. Сталин создавал аппарат преданных партийных функционеров, которые должны были стать управляемым муравейником. Новые советские чиновники вытесняли со всех постов большевиков с их революционными романтическими воззрениями. Старые большевики и искренние коммунисты станут следующим потоком людей, отправленных на уничтожение. Они будут расстреляны или поедут в лагеря вслед за аристократией, дворянством, мещанами, крестьянами, кулаками и другими невинными гражданами своей страны. В этот же водоворот попадет и Ольга Берггольц…
А пока к ней подкрадывается новая беда. Уже два года больна эндокардитом Ира. Ее отправляли в санаторий, пытались лечить, и лишь со временем Ольга поняла, что не очень вникала в обстоятельства болезни ребенка. Бабушка, которая истово любила внучку, не решалась беспокоить Ольгу, боясь нарваться на очередную резкость.
В начале марта 1936 года вследствие тяжело перенесенной ангины Ирина умерла. Девочка уходила тяжело, задыхалась, теряла сознание. Только через год Ольга нашла в себе силы записать на листочке последние слова дочери.
"Доктор… Доктор, я вас умоляю, дайте мне камфары… Мамочка… Скажи ей, чтоб дала камфары… Мамочка… Я все, все сделаю, что ты только ни попросишь, все, все сделаю, только дай мне камфары. Ну!? Ну попроси меня о чем-нибудь. Ну, проси…". Сестра: "Ничего нам, Ирочка, не надо, ты поправляйся и приезжай к нам, привози цветов". "Приеду. Обязательно приеду. И я, и мама, и Коля, и Мишка. У меня есть Мишка".
"И у него очень замечательная клетка, у него там и кухня, и столовая, и спальня… И у него есть горшочки, в которых я посеяла ему травку… Мама, покажи моими ручками, какие горшочки! Сестрица! Дайте камфары… Дайте мне сто раз камфары… Я очень люблю камфару".
Мария Берггольц спустя годы вспоминала: "…Ольга хотела похоронить Ирину в красном гробу и с красным галстуком, как пионерку… Запомнились большие белые колеса катафалка, за которыми мы шли на т. н. "Красненькое кладбище" – оно не сохранилось – все это место застроено. Была весенняя распутица, мокрая вязкая мешанина из грязи мокрого грязного снега. Ольга шла по этой грязи в тоненьких прюнелевых туфельках, временами недоуменно взглядывая на меня. Я шла рядом, держа мать под руку, – она еле шла. Я смотрела на шаткую походку Ольги и всё время думала – вот и ее надо было бы взять под руку. Но для этого надо было хотя бы на минуту отпустить мать – этого я сделать не могла, боясь, что она упадет.
