Но при всем том она чувствовала, что и в дорогом ей городе что-то неладно.
""Впечатление от города ужасное, чудовищное, – записала в дневнике слова Ахматовой встретившая ее на улице Любовь Шапорина 22 сентября 1944 года. – Эти дома, эти два миллиона теней, которые над ними витают, теней, умерших от голода… Во всех людях моральное разрушение, падение"… (Ахматова говорила страшно озлобленно и все сильнее озлобляясь)"[106].
Еще долго Ахматова с особой остротой ощущала роковую связь между живыми и мертвыми. Ей казалось, пережитые бедствия настолько изменили психику людей, что она не сможет найти с ними общий язык.
Но прошло время, и она вернулась к своим замыслам, к новым стихам. Ольга связала ее с Анатолием Тарасенковым, заместителем главного редактора журнала "Знамя". Он предложил опубликовать ее военные стихи о Ленинграде.
В конце марта 1946 года Ахматова с группой ленинградских поэтов едет в Москву. В "Литературной газете" писали, что 3 апреля в Колонном зале Дома союзов состоится большой поэтический концерт, который будет вести Николай Тихонов. Выступать должны были Анна Ахматова, Ольга Берггольц, Николай Браун, Михаил Дудин, Александр Прокофьев и Виссарион Саянов. Об этом вечере осталось много восторженных записей.
Поэт Лев Горнунг писал в дневнике: "…когда она (Ахматова. – Н. Г.) вышла на эстраду, публика, поднявшись со своих мест, встретила ее громом аплодисментов и в течение 15 минут не давала ей начать свое выступление. Концерт прошел с исключительным успехом. Второй концерт был отменен, и кассы Дома союзов возвращали деньги". Илья Эренбург запомнил слова Ахматовой, которая предчувствовала, что эти торжества могут для нее закончиться плохо: "Два дня спустя Анна Андреевна была у меня, и когда я упомянул о вечере, покачала головой: "Я этого не люблю… а главное, у нас этого не любят""[107].
В один из дней Ахматова и Берггольц были в гостях у Пастернака в доме в Лаврушинском переулке. Об этом в своей книге "Скрещение судеб" рассказала Мария Белкина.
"…Анна Андреевна сидела на тахте, и рядом с ней Олечка Берггольц, она тогда была очаровательна, остра, весела, поминутно вскидывая льняное крыло волос, которое падало ей на глаза, рассказывала что-то смешное, и Анна Андреевна ей ласково улыбалась. Там же, на тахте, рядом с Олечкой уселся Тарасенков, он был еще в форме офицера Балтийского флота. Были и еще гости, но кто именно – не помню. Борис Леонидович то появлялся в комнате, то исчезал. Где-то там, в коридоре или в другой комнате, зазвонил телефон, и Борис Леонидович снял трубку. Потом он появился в дверях и, несколько смущаясь, стал объяснять, что это звонит Вертинский.
